Неточные совпадения
Взгляни, наконец,
на собственную свою персону — и там прежде всего встретишь главу, а
потом уже не оставишь без приметы брюхо и прочие части.
Началось с того, что Волгу толокном замесили,
потом теленка
на баню тащили,
потом в кошеле кашу варили,
потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили,
потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили,
потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь;
потом рака с колокольным звоном встречали,
потом щуку с яиц согнали,
потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца
на носу сидел,
потом батьку
на кобеля променяли,
потом блинами острог конопатили,
потом блоху
на цепь приковали,
потом беса в солдаты отдавали,
потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком,
потом чащей дремучею,
потом перелесочком, да и вывел прямо
на поляночку, а посередь той поляночки князь сидит.
И как он
потом, ловко повернувшись
на одном каблуке, обратился к городскому голове и присовокупил...
Казалось, благотворные лучи солнца подействовали и
на него (по крайней мере, многие обыватели
потом уверяли, что собственными глазами видели, как у него тряслись фалдочки).
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту чаю да по голове сахару по большой.
Потом поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила
на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.
И стрельцы и пушкари аккуратно каждый год около петровок выходили
на место; сначала, как и путные, искали какого-то оврага, какой-то речки да еще кривой березы, которая в свое время составляла довольно ясный межевой признак, но лет тридцать тому назад была срублена;
потом, ничего не сыскав, заводили речь об"воровстве"и кончали тем, что помаленьку пускали в ход косы.
До первых чисел июля все шло самым лучшим образом. Перепадали дожди, и притом такие тихие, теплые и благовременные, что все растущее с неимоверною быстротой поднималось в росте, наливалось и зрело, словно волшебством двинутое из недр земли. Но
потом началась жара и сухмень, что также было весьма благоприятно, потому что наступала рабочая пора. Граждане радовались, надеялись
на обильный урожай и спешили с работами.
На этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок
на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" —
потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала
на огород…
Видно было, как брызгали
на него искры, словно обливали, как занялись
на нем волосы, как он сначала тушил их,
потом вдруг закружился
на одном месте…
Но ошибка была столь очевидна, что даже он понял ее. Послали одного из стариков в Глупов за квасом, думая ожиданием сократить время; но старик оборотил духом и принес
на голове целый жбан, не пролив ни капли. Сначала пили квас,
потом чай,
потом водку. Наконец, чуть смерклось, зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и распространяла смрад.
На другой день поехали наперерез и, по счастью, встретили по дороге пастуха. Стали его спрашивать, кто он таков и зачем по пустым местам шатается, и нет ли в том шатании умысла. Пастух сначала оробел, но
потом во всем повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть небольшой да лоскуток от онуч.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но
потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала
на слободу Навозную, а
потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
Сверх того, начальство, по-видимому, убедилось, что войны за просвещение, обратившиеся
потом в войны против просвещения, уже настолько изнурили Глупов, что почувствовалась потребность
на некоторое время его вообще от войн освободить.
Тогда градоначальник вдруг вскочил и стал обтирать лапками те места своего тела, которые предводитель полил уксусом.
Потом он закружился
на одном месте и вдруг всем корпусом грохнулся
на пол.
Остановившись в градоначальническом доме и осведомившись от письмоводителя, что недоимок нет, что торговля процветает, а земледелие с каждым годом совершенствуется, он задумался
на минуту,
потом помялся
на одном месте, как бы затрудняясь выразить заветную мысль, но наконец каким-то неуверенным голосом спросил...
Сначала ходили только полицейские, но
потом, глядя
на них, стали ходить и посторонние.
Их вывели
на свежий воздух и дали горячих щей; сначала, увидев пар, они фыркали и выказывали суеверный страх, но
потом обручнели и с такою зверскою жадностию набросились
на пищу, что тут же объелись и испустили дух.
Но и
на этот раз ответом было молчание или же такие крики, которые совсем не исчерпывали вопроса. Лицо начальника сперва побагровело,
потом как-то грустно поникло.
Потом остановились
на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
Несмотря
на свою расплывчивость, учение Козыря приобрело, однако ж, столько прозелитов [Прозели́т (греч.) — заново уверовавший, новый последователь.] в Глупове, что градоначальник Бородавкин счел нелишним обеспокоиться этим. Сначала он вытребовал к себе книгу «О водворении
на земле добродетели» и освидетельствовал ее;
потом вытребовал и самого автора для освидетельствования.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши
на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и
потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а
потом уже бьют.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится
на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною,
на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да
потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Слуга. Вы изволили в первый день спросить обед, а
на другой день только закусили семги и
потом пошли всё в долг брать.
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул
на меня, и
потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел
на меня.