Элиас, умевший мастерски подписывать под разные руки, подмахнул под руку барона Фридриха так искусно, что
лучшие приятели его не могли в подписи усомниться.
Неточные совпадения
— Все к
лучшему идет,
приятель, все!
Портной проводил день в мастерской; к вечеру только возвращался он в свою каморку, сопровождаемый всегда
приятелями, в числе которых
лучшим другом был тот, который собирался задушить его на свадьбе.
Воспитанник кадетского корпуса, товарищ и
приятель Озерова, он был такой же горячий любитель французского языка и французской литературы, как Озеров, знал хорошо этот язык, помнил множество стихов и прозы
лучших французских писателей и любил читать их наизусть.
(При виде Шаррона начинает оживать — до этого он лежал грудью на столе. Приподымается, глаза заблестели.) А, святой отец! Довольны? Это за «Тартюфа»? Понятно мне, почему вы так ополчились за религию. Догадливы вы, мой преподобный. Нет спору. Говорят мне как-то
приятели: «Описали бы вы как-нибудь стерву — монаха». Я вас и изобразил. Потому что где же взять
лучшую стерву, чем вы?
Так прошло три года. Кольцову было уже лет 14, когда его поразил внезапный удар, нанесенный его дружбе.
Приятель, которого он так полюбил, с которым делил до сих пор
лучшие свои чувства, которому он обязан, может быть,
лучшими минутами своей отроческой жизни, — умер от болезни. Это было первое несчастие, поразившее чувствительное сердце Кольцова. Он глубоко и тяжело горевал о погибшем друге, с которым находил отраду для своего сердца. К нему, кажется, обращался он в 1828 г, в стихотворении «Ровеснику»: