Неточные совпадения
Будущее, безнадежное и безвыходное, однажды блеснувшее его уму и наполнившее его трепетом, с каждым
днем все
больше и
больше заволакивалось туманом и, наконец, совсем перестало существовать.
— И куда она экую прорву деньжищ
девает! — удивлялся он, досчитываясь до цифры с лишком в восемьдесят тысяч на ассигнации, — братьям, я знаю, не ахти сколько посылает, сама живет скаредно, отца солеными полотками кормит… В ломбард!
больше некуда, как в ломбард кладет.
Казалось, она ничего
больше не понимала, кроме того, что, несмотря на
раздел имения и освобождение крестьян, она по-прежнему живет в Головлеве и по-прежнему ни перед кем не отчитывается.
Доктор переночевал «для формы» и на другой
день, рано утром уехал в город. Оставляя Дубровино, он высказал прямо, что больному остается жить не
больше двух
дней и что теперь поздно думать об каких-нибудь «распоряжениях», потому что он и фамилии путем подписать не может.
Днем она
большею частью дремала.
И все в доме стихло. Прислуга, и прежде предпочитавшая ютиться в людских, почти совсем бросила дом, а являясь в господские комнаты, ходила на цыпочках и говорила шепотом. Чувствовалось что-то выморочное и в этом доме, и в этом человеке, что-то такое, что наводит невольный и суеверный страх. Сумеркам, которые и без того окутывали Иудушку, предстояло сгущаться с каждым
днем все
больше и
больше.
Теперь она впервые что-то поняла, нечто вроде того, что у нее свое
дело есть, в котором она — «сама
большая» и где помыкать ею безвозбранно нельзя.
А поводы для тревоги с каждым
днем становились все
больше и
больше, потому что смерть Арины Петровны развязала руки Улитушке и ввела в головлевский дом новый элемент сплетен, сделавшихся отныне единственным живым
делом, на котором отдыхала душа Иудушки.
Аннинька проживала последние запасные деньги. Еще неделя — и ей не миновать было постоялого двора, наравне с девицей Хорошавиной, игравшей Парфенису и пользовавшейся покровительством квартального надзирателя. На нее начало находить что-то вроде отчаяния, тем
больше, что в ее номер каждый
день таинственная рука подбрасывала записку одного и того же содержания: «Перикола! покорись! Твой Кукишев». И вот в эту тяжелую минуту к ней совсем неожиданно ворвалась Любинька.
Ну а нынче и трещин порядочно прибавилось, да и самое
дело проникновения упростилось, так как от пришельца солидных качеств не спрашивается, а требуется лишь «свежесть», и
больше ничего.
С каждым
днем вмещала она все
большую и
большую массу физических мук, а все-таки держалась, не уступала.
— Я государству — не враг, ежели такое
большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику:
— Зато покойно, кум; тот целковый, тот два — смотришь, в день рублей семь и спрятал. Ни привязки, ни придирки, ни пятен, ни дыму. А под
большим делом подпишешь иной раз имя, так после всю жизнь и выскабливаешь боками. Нет, брат, не греши, кум!
Райский так увлекся всей этой новостью дела, личностей, этим заводом, этими массами лесного материала, отправлявшегося по водам до Петербурга и за границу, что решил остаться еще неделю, чтобы изучить и смысл, и механизм этого
большого дела.
Неточные совпадения
Вот здешний почтмейстер совершенно ничего не делает: все
дела в
большом запущении, посылки задерживаются… извольте сами нарочно разыскать.
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое
дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай,
больше для собственного удовольствия едете?
Он
больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым
дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а не чаем. За что ж я… Вот новость!
Зиму и лето вдвоем коротали, // В карточки
больше играли они, // Скуку рассеять к сестрице езжали // Верст за двенадцать в хорошие
дни.
«Худа ты стала, Дарьюшка!» // — Не веретенце, друг! // Вот то, чем
больше вертится, // Пузатее становится, // А я как день-деньской…