Неточные совпадения
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст проселком. Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине дороги надо часа три кормить. Но на этот раз дорога
была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня: дорога как дорога, и
лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не
был на родине, не
был с тех пор, как помещики взяли в руки гитары и запели...
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то не
будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это так. Этому дай в руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся на том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него, смотри, какой
лес на этом самом месте лет через сорок вырастет!
А вот кстати, в стороне от дороги, за сосновым бором, значительно, впрочем, поредевшим, блеснули и золоченые главы одной из тихих обителей. Вдали, из-за
леса, выдвинулось на простор темное плёсо монастырского озера. Я знал и этот монастырь, и это прекрасное, глубокое рыбное озеро! Какие водились в нем лещи! и как я объедался ими в годы моей юности! Вяленые, сушеные, копченые, жареные в сметане, вареные и обсыпанные яйцами — во всех видах они
были превосходны!
«А вот, говорит, за двадцать верст отселе у господина помещика
лес за сорок тысяч купили, а лесу-то там по дешевой цене тысяч на двести
будет».
— Имение его Пантелей Егоров, здешний хозяин, с аукциона купил. Так, за ничто подлецу досталось. Дом снес, парк вырубил,
леса свел, скот выпродал… После музыкантов какой инструмент остался — и тот в здешний полк спустил. Не узнаете вы Грешищева! Пантелей Егоров по нем словно француз прошел! Помните, какие караси в прудах
были — и тех всех до одного выловил да здесь в трактире мужикам на порции скормил! Сколько деньжищ выручил — страсть!
— Вот это самое и он толковал, да вычурно что-то. Много, ах, много нынче безместных-то шляется! То с тем, то с другим. Намеднись тоже Прокофий Иваныч — помещик здешний, Томилиным прозывается — с каменным углем напрашивался: будто бы у него в имении не
есть этому углю конца. Счастливчики вы, господа дворяне! Нет-нет да что-нибудь у вас и окажется! Совсем
было капут вам — ан вдруг на
лес потребитель явился.
Леса извели — уголь явился. Того гляди, золото окажется — ей-богу, так!
— Вот тут ваш папенька пятнадцать лет назад
лес вырубил, — хвалил Лукьяныч, — а смотри, какой уж стеколистый березнячок на его месте засел. Коли-ежели только терпение, так через двадцать лет цены этому
лесу не
будет.
— Даже очень довольно смотрели. Мы, ваше благородие, здешние жители. Может, около каждого куста раз десять обошли. Очень довольно знаем. В Филипцеве это точно, что
есть лесок, а в прочиих местах лет двадцать настоящего
лесу дожидаться надо!
— Мне кажется, однако, что и в некоторых других пустошах порядочный
лес есть.
— Помилуйте, ваше благородие! позвольте вам доложить!
Лес, одно слово, это такое дело: возьмем теперича одну десятину — ей одна цена; возьмем другую десятину — ей другая цена! Стало
быть, коли-ежели я или, к примеру, другой покупщик…
— Это так точно-с. Главная причина, как его показать покупателю. Можно теперича и так показать, что куда он ни взглянул, везде у него
лес в глазах
будет, и так показать, что он только одну редочь увидит. Проехал я давеча Ковалихой; в бочку-то, направо-то… ах, хорош лесок! Ну, а ежели полевее взять — пильщикам заплатить не из чего!
Долго мы кружили тут и всё никак не доедем до Филипцева, то
есть до «настоящего»
леса.
Само собой, чтобы, примерно, в ответе перед ним не остаться, скажешь ему: не весь, мол, такой
лес,
есть и прогалинки.
А как начнешь с редочи-то показывать, так после хоть и привези его сюда, к настоящему
лесу, — он все про редочь поминать
будет!
— Потому что у нас всё на чести! — ораторствовал Заяц. —
Будем так говорить: барин
лес продает, а Тихон Иванов его осматривает. В одном месте посмотрит — ах, хорош лесок! в другом поглядит — вот так, брат, лесок! Правильно ли я говорю?
— Я тебе вот как скажу:
будь я теперича при капитале — не глядя бы, семь тысяч за него дал! Потому что, сейчас бы я первым делом этот самый
лес рассертировал. Начать хоть со строевого… видел, какие по дороге деревья-то стоят… ужастёенные!
— Хорошо. Стало
быть: перво-наперво строевой
лес… сколько тут, по-твоему, корней
будет? Тысячи три
будет?
— И какой еще лес-то пойдет! В десять лет и не узнаешь,
была ли тут рубка или нет! Место же здесь боровое, ходкое!
"Один генерал, служивший по гражданской части (впрочем, с сохранением военного чина и эполет), не
быв никогда в
лесу, пожелал войти вовнутрь оного.
И
будучи храбр от природы, решил идти в
лес один, без свиты, но в мундире.
Разве можно поверить, чтобы всё… чтобы не
было… ну, пустоши какой-нибудь… une prairie… une foret… [какого-нибудь луга… какого-нибудь
леса (франц.)]
Прежде всего я должен знать наверное, нет ли еще каких-нибудь ресурсов… например,
лес, земля… и если нет, то… ma foi! [ей-богу (франц.)] надо
будет поступить решительно!"
— Ну, все-таки… Впрочем, это дело прошлое, я не об том… Скажите, неужели же у отца совсем-совсем никакого
лесу не осталось?.. Ну, понимаете, который бы продать
было можно?
Ровно через шесть месяцев генералу
были предъявлены четыре документа, в которых значилось: «Я, нижеподписавшийся, повинен…» и в конце которых весьма отчетливо изображена
была его собственноручная подпись: «Отставной генерал-лейтенант Павел Петров Утробин», с характерным росчерком, в форме вскинутой вверх
лесы, к концу которой прикреплен крючок.
А так как помещик здесь исстари
был властелином
лесов, полей, лугов и всего, что на земле, и всего, что под землею, то и выходит, что как будто вся местность разом ликвидирует…
Леса здесь
были сплошные, береженые: на
лес не
было покупателя, потому что нечего
было с ним делать.
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда
леса были целы — жить
было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не
будет. Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а пару не дает. Шутка сказать: май в половине, а из полушубков не выходим!
И точно: холодный ветер пронизывает нас насквозь, и мы пожимаемся, несмотря на то, что небо безоблачно и солнце заливает блеском окрестные пеньки и побелевшую прошлогоднюю отаву, сквозь которую чуть-чуть пробиваются тощие свежие травинки. Вот вам и радошный май. Прежде в это время скотина
была уж сыта в поле,
леса стонали птичьим гомоном, воздух
был тих, влажен и нагрет. Выйдешь, бывало, на балкон — так и обдает тебя душистым паром распустившейся березы или смолистым запахом сосны и
ели.
— Хрисанф Петрович господин Полушкин-с? — Да у Бакланихи, у Дарьи Ивановны, приказчиком
был — неужто ж не помните! Он еще при муже именьем-то управлял, а после, как муж-то помер, сластить ее стал. Только до денег очень жаден. Сначала тихонько поворовывал, а после и нахалом брать зачал. А обравши, бросил ее. Нынче усадьбу у Коробейникова, у Петра Ивановича, на Вопле на реке, купил, живет себе помещиком да
лесами торгует.
—
Был скромный, а теперь выше
лесу стоячего ходит. Медаль, сказывает, во сне видел. Всю здешнюю сторону под свою державу подвел, ни один помещик дыхнуть без его воли не может. У нас, у Николы на Вопле, амвон себе в церкви устроил, где прежде дворяне-то стаивали, алым сукном обил — стоит да охорашивается!
Я сидел у растворенного окна, смотрел на полную луну и мечтал. Сначала мои мысли
были обращены к ней,но мало-помалу они приняли серьезное направление. Мне живо представилось, что мы идем походом и что где-то, из-за
леса, показался неприятель. Я, по обыкновению, гарцую на коне, впереди полка, и даю сигнал к атаке. Тррах!.. ружейные выстрелы, крики, стоны, «руби!», «коли!». Et, ma foi! [И, честное слово! (франц.)] через пять минут от неприятеля осталась одна окрошка!
С еловым молодятником я совсем земли не покупаю, потому что туго очень эта
ель растет, а вот березка да осинничек — самый это выгодный
лес!