Неточные совпадения
И
не одно это припомнил, но и
то, как я краснел, выслушивая эти восклицания.
Не потому краснел,
чтоб я сознавал себя дураком, или
чтоб считал себя вправе поступать иначе, нежели поступал, а потому, что эти восклицания напоминали мне, что я мог поступать иначе,
то есть с выгодою для себя и в ущерб другим, и что самый факт непользования этою возможностью у нас считается уже глупостью.
Бывают люди, которые накидывают на себя бойкость именно для
того,
чтоб маскировать известную неловкость положения, но в Колотове, по-видимому, даже
не было ни малейшего сознания какой-либо неловкости.
— Так-то вот мы и живем, — продолжал он. — Это бывшие слуги-то! Главная причина: никак забыть
не можем. Кабы-ежели бог нам забвение послал, все бы, кажется, лучше было. Сломал бы хоромы-то, выстроил бы избу рублей в двести, надел бы зипун, трубку бы тютюном набил… царствуй! Так нет, все хочется, как получше. И зальце
чтоб было, кабинетец там, что ли, «мадам! перметте бонжур!», «человек! рюмку водки и закусить!» Вот что конфузит-то нас! А
то как бы
не жить! Житье — первый сорт!
Вы знаете мои правила! Вам известно, что я
не могу быть предан
не всецело! Ежели я кому-нибудь предаюсь,
то делаю это безгранично… беззаветно! Я весь тут. Я люблю,
чтоб начальник ласкал меня, и ежели он ласкает,
то отдаюсь ему совсем! Если сегодня я отдаюсь душой судебному генералу,
то его одного и люблю, и всех его соперников ненавижу! Но ежели завтра меня полюбит контрольный генерал,
то я и его буду любить одного, и всех его соперников буду ненавидеть!
Выйдя из сеней, вы встречали нечто вроде холодного коридора с чуланчиками и кладовушками на каждом шагу, в котором царствовала такая кромешная
тьма, что надо было идти ощупью,
чтоб не стукнуться лбом об какую-нибудь перекладину или
не споткнуться.
— Что жалеть-то! Вони да грязи мало, что ли, было? После постоялого-то у меня тут другой домок, чистый, был, да и в
том тесно стало. Скоро пять лет будет, как вот эти палаты выстроил. Жить надо так, чтобы и светло, и тепло, и во всем
чтоб приволье было. При деньгах да
не пожить? за это и люди осудят! Ну, а теперь побеседуемте, сударь, закусимте; я уж вас от себя
не пущу! Сказывай, сударь, зачем приехал? нужды нет ли какой?
Напрасно буду я заверять, что тут даже вопроса
не может быть, — моего ответа
не захотят понять и даже
не выслушают, а будут с настойчивостью, достойною лучшей участи, приставать:"Нет, ты
не отлынивай! ты говори прямо: нужны ли армии или нет?"И если я, наконец, от всей души, от всего моего помышления возопию:"Нужны!"и, в подтверждение искренности моих слов, потребую шампанского,
чтоб провозгласить тост за процветание армий и флотов,
то и тогда удостоюсь только иронической похвалы, вроде:"ну, брат, ловкий ты парень!"или:"знает кошка, чье мясо съела!"и т. д.
И вдруг весь этот либерализм исчез! Исправник «подтягивает», частный пристав обыскивает и гогочет от внутреннего просветления. Все поверили, что земля под стеклянным колпаком висит, все уверовали в"чудеса кровопускания", да
не только сами уверовали, но хотят,
чтоб и другие
тому же верили, чтобы ни в ком
не осталось ни тени прежнего либерализма.
— Я, по крайней мере, позволяю себе думать, что если бы вы в
то время взяли направление чуть-чуть влево,
то талдомцы [Талдом — тоже торговое село в Калязинском уезде. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)]
не успели бы прийти на помощь мятежным семендяевцам, и вы
не были бы вынуждены пробивать кровавый путь,
чтоб достигнуть соединения с генералом Голотыловым. Сверх
того, вы успели бы обойти Никитские болота и
не потопили бы в них своей артиллерии!
— А
не то, может быть, вы закусить бы предпочли? — продолжал он, возвратившись, — и закуска в передней совсем готовая стоит. У нас все так устроено,
чтоб по первому манию… Угодно?
Генеральская усадьба имеет вид очень странный,
чтоб не сказать загадочный. Она представляет собой богатую одежду, усеянную множеством безобразных заплат. Дело в
том, что она соединила в себе два элемента: старую усадьбу, следы которой замечаются и теперь, в виде незаровненных ям и разбросанных кирпичей и осколков бутового камня, и новую усадьбу, с обширными затеями, оставшимися, по произволению судеб, недоконченными.
Сюда он перенес
ту же кипучую деятельность, которая отличала его и на губернаторском месте, а для
того,
чтоб не было скучно одному посреди холопов, привез с собой, в качестве секретаря, одного довольно жалконького чиновника приказа общественного призрения, Иону Чибисова, предварительно женив его на шустренькой маленькой поповне, по имени Агния.
Вследствие этого любовь и доверие дворянства к гостеприимному воплинскому хозяину росли
не по дням, а по часам, и
не раз шла даже речь о
том,
чтоб почтить Утробина крайним знаком дворянского доверия,
то есть выбором в предводители дворянства, но генерал, еще полный воспоминаний о недавнем славном губернаторстве, сам постоянно отклонял от себя эту честь.
Посмотрит, бывало, Антошка на этот заколдованный грош, помнет его, щелкнет языком — и полезет спать на полати, с
тем,
чтоб завтра чуть свет опять пустить
тот грош в оборот, да чтобы
не зевать, а
то, чего боже сохрани, и последний грош прахом пойдет.
— Нет, мой друг,
не говори этого!
не в таком я звании,
чтоб это дело втуне оставить!
Не Анпетов важен, а
тот яд, который он разливает! вот что я прошу тебя понять!
Решили на
том,
чтоб идти отцу Алексею к Анпетову и попробовать его усовестить. Эту миссию выполнил отец Алексей в ближайший воскресный день, но успеха
не имел. Начал отец Алексей с
того, что сказал, что всегда были господа и всегда были рабы.
— Вы! — продолжал между
тем молодой генерал, расхаживая тревожными шагами взад и вперед по кабинету, — вы! вам нужна какая-нибудь тарелка щей, да еще
чтоб трубка «Жукова»
не выходила у вас из зубов… вы! Посмотрите, как у вас везде нагажено, насрамлено пеплом этого поганого табачища… какая подлая вонь!
— Уж такая-то выжига сделался — наскрозь на четыре аршина в землю видит! Хватает, словно у него
не две, а четыре руки. Лесами торгует — раз, двенадцать кабаков держит — два, да при каждом кабаке у него лавочка — три. И везде обманывает. А все-таки, помяните мое слово,
не бывать
тому,
чтоб он сам собой от сытости
не лопнул! И ему тоже голову свернут!
Если б мне сказал это человек легкомысленный — я
не поверил бы. Но Софрон Матвеич
не только человек, вполне знакомый со всеми особенностями здешних обычаев и нравов, но и сам в некотором роде столп. Он консерватор, потому что у него есть кубышка, и в
то же время либерал, потому что ни под каким видом
не хочет допустить,
чтоб эту кубышку могли у него отнять. Каких еще столпов надо!
По нужде он, конечно, терпел их, но никак
не мог допустить,
чтоб они могли служить выражением какой бы
то ни было административной системы.
Скажите, какой вред может произойти от
того, что в Петербурге, а быть может, и в Москве, явится довольно компактная масса женщин, скромных, почтительных, усердных и блюдущих казенный интерес, женщин, которые, встречаясь друг с другом, вместо
того чтоб восклицать:"Bonjour, chere mignonne! [Здравствуйте, милочка! (франц.)] какое вчера на princesse N. [на княгине N. (франц.)] платье было!" — будут говорить: «А что, mesdames,
не составить ли нам компанию для защиты Мясниковского дела?»
Я представляю себе, что я начальник (опять-таки, как русский Гамбетта, я
не могу представить себе,
чтоб у какого бы
то ни было вопроса
не имелось подлежащего начальника) и что несколько десятков женщин являются утруждать меня по части улучшения женского быта.
— Да хорошо тебе говорить:"Се que femme veut, Dieu le veut!"Согласись, однако, что и пословицы
не всегда говорят правду! Ведь для
того,
чтоб женщина действительно достигла, чего желает, ей нужно, даже при самых благоприятных условиях, лукавить и действовать исподтишка!
Это была целая система, именно в
том и заключавшаяся,
чтоб никто ни в чем
не мог уличить, а между
тем всякий бы чувствовал, что нечто есть, и только вот теперь эта система пошла настоящим образом в ход!
Но я еще
не разделяю опасений моих сослуживцев и настаиваю на
том, что мер кротости совершенно достаточно,
чтоб обратить заблудших на путь истины.
Если вы хотите,
чтоб я имел возможность защитить вас,
то поберегите и меня! если
не хотите,
то скажите прямо — я удалюсь в отставку!» Разумеется, моя угроза действует.
— Но ведь ты сам же сейчас говорил, что твоя «система», между прочим, заключается в
том,
чтоб"
не воспрещать"!
— Они хотят извратить характер женщины — excusez du peu! [подумать только! (франц.)] Представь себе, что они достигнут своей цели, что все женщины вдруг разбредутся по академиям, по университетам, по окружным судам… что тогда будет? OЫ sera le plaisir de la vie? [В чем будет радость жизни? (франц.)] Что станется с нами? с тобой, со мной, которые
не можем существовать без
того,
чтоб не баловатьженщину?
Опять мысль, и опять откровение! В самом деле, ведь оникак будто о
том больше хлопочут,
чтоб было что-то на бумажке написано? Их интригует
не столько факт, сколько
то, что вот в такой-то книжке об этом так-то сказано! Спрашивается: необходимо ли это, или же представляется достаточным просто, без всяких законов, признать совершившийся факт, да и дело с концом?
[Черт возьми! (франц.)]
не делаться же монахиней из-за
того только,
чтоб князь Лев Кирилыч имел удовольствие свободно надевать на голову свой ночной колпак!
«Нет, милостивый государь! — сказал бы я, — вы ошибаетесь! я хожу к Бергу совсем
не для юпок и проч., а для
того,
чтоб видеть французскую веселость, la bonne et franche gaite franГaise!» [милую, свободную французскую веселость! (франц.)]
— Молчать! Что ты, подлец, какую власть надо мной взял! я слово, а он два! я слово, а он два!.. Так вот ты бы и подумал:"Что бы, мол, такое сготовить,
чтоб барыне перед дорогими гостями
не совестно было!"а ты, вместо
того, галантир да галантир!
По-видимому, он заключал в себе все данные для увеселения материнского сердца; по-видимому, он был и благонравен, и почтителен,
не пропускал ни одного праздника,
чтоб не пожелать милой маменьке «встретить его в полном душевном спокойствии и в
той сердечной тишине, которых вы, милая маменька, вполне достойны», однако материнское сердце оставалось холодно к нему.
Они видеть друг друга
не могли без
того,
чтоб мысленно
не произнести — она:"Ах, если б ты знал, как меня от одного твоего вида тошнит!", он:"Ах, если б ты знала, с каким бы я удовольствием ноги своей сюда
не поставил, кабы только от меня это зависело!"
Когда же, бывало, натянет он на себя свой кавалерийский мундир, а на голову наденет медную, как жар горящую, каску с какими-то чудодейственными орлами на вершине да войдет этаким чудаком в мамашину комнату,
то Марья Петровна едва удерживалась,
чтоб не упасть в обморок от полноты чувств.
— Нет, это обидно! Я, как мать, покоя себе
не знаю, все присовокупляю, все присовокупляю… кажется, щепочку на улице увидишь, и
ту несешь да в кучку кладешь,
чтоб детям было хорошо и покойно, да
чтоб нужды никакой
не знали да жили бы в холе да в неженье…
— Нет, мне, видно, бог уж за вас заплатит! Один он, царь милосердый, все знает и видит, как материнское-то сердце
не то чтобы, можно сказать, в постоянной тревоге об вас находится, а еще пуще
того об судьбе вашей сокрушается… Чтобы жили вы, мои дети, в веселостях да в неженье,
чтоб и ветром-то на вас как-нибудь неосторожно
не дунуло,
чтоб и
не посмотрел-то на вас никто неприветливо…
Года мои преклонные, да и здоровье нынче уж
не то, что прежде бывало: вот и хочется мне теперь,
чтоб вы меня, старуху, успокоили, грех-то с меня этот сняли, что вот я всю жизнь все об маммоне да об маммоне, а на хорошее да на благочестивое — и нет ничего.
–"Сыну моему Семену — село Вырыпаево с деревнями, всего триста пятьдесят пять душ; второе, сыну моему Дмитрию — село Последово с деревнями, да из вырыпаевской вотчины деревни Манухину, Веслицыну и Горелки, всего девятьсот шестьдесят одну душу…" — Марья Петровна остановилась и взглянула на Митеньку: ей очень хотелось,
чтоб он хоть ручку у ней поцеловал, но
тот даже
не моргнул глазом. — Да что ж ты молчишь-то! что ты, деревянный, что ли! — почти крикнула она на него.
"Стало быть, нужно отступить?" — спросишь ты меня и, конечно, спросишь с негодованием. Мой друг! я слишком хорошо понимаю это негодование, я слишком ценю благородный источник его,
чтоб ответить тебе сухим:"Да, лучше отступить!"Я знаю, кроме
того, что подобные ответы
не успокоивают, а только раздражают. Итак, поищем оба,
не блеснет ли нам в темноте луч надежды,
не бросит ли нам благосклонная судьба какого-нибудь средства, о котором мы до сих пор
не думали?
На эту
тему мы беседовали довольно долго (впрочем, говорила все время почти одна она, я же, что называется, только реплику подавал), хотя и нельзя сказать,
чтоб разговор этот был разнообразен или поучителен. Напротив, должно думать, что он был достаточно пресен, потому что, под конец, я таки
не удержался и зевнул.
— Нет, мой друг, это дело надо разыскать. Если б он верный слуга тебе был, согласился ли бы он допустить,
чтоб ты такое невыгодное условие для себя сделал? Вот Анисимушко —
тот прямо Савве Силычу сказал:"Держитесь Гулина, ни за что крестьянам его
не отрезывайте!"Ну, Савва Силыч и послушался.
— Извольте-с. Если вы уж так хотите,
то души своей хотя я перед вами и
не открою, а на вопрос отвечу другим вопросом: если б вам, с одной стороны, предложили жить в сытости и довольстве, но с условием,
чтоб вы
не выходили из дома терпимости, а с другой стороны, предложили бы жить в нужде и
не иметь постоянного ночлега, но все-таки оставаться на воле, — что бы вы выбрали?
— Но я еще лучше понимаю, что если б она пожелала видеть во мне танцмейстера,
то это было бы много полезнее. Я отплясывал бы, но, по крайней мере, вреда никому бы
не делал. А впрочем, дело
не в
том: я
не буду ни танцмейстером, ни адвокатом, ни прокурором — это я уж решил. Я буду медиком; но для
того,
чтоб сделаться им, мне нужно пять лет учиться и в течение этого времени иметь хоть какие-нибудь средства,
чтоб существовать. Вот по этому-то поводу я и пришел с вами переговорить.
Так нет же!
не нужно ему, изволите видеть, денег, а поди хлопочи, переливай из пустого в порожнее, бей языком, расстроивай себе печень — и все ради
того,
чтоб в результате оказался пшик.
— Следовательно, — продолжал между
тем Коронат, — если вы желаете мне быть полезным,
то этого можно достигнуть следующим образом: вы съездите в Березники и убедите мать,
чтоб она
не глупила.
Я желаю,
чтоб вы меня поняли, почтеннейший дядюшка, я знаю, что вам мое предложение
не может нравиться, но так как тут дело идет о
том,
чтоб вырвать человека из омута и дать ему возможность остаться честным,
то полагаю, что можно и побеспокоить себя.
— Было тут всего. И молебны служили, и к покойному Савве Силычу на могилку ездили. Филофей-то Павлыч все просил,
чтоб она его прокляла, однако она
не согласилась: любимчик! Думала-думала и кончила
тем, что у Дерунова выкупное свидетельство разменяла, да и выслала денежки на уплату мадаме.
— Отчего же? Ведь доискаться, что человек между грядами спрятался, или допросить его так,
чтоб ему тепло сделалось, — право, все это становой может сделать если
не лучше (
не забудьте, на его стороне опыт прежних лет!),
то отнюдь
не хуже, нежели любой юрист.
Все трое мы воспитывались в одном и
том же «заведении», и все трое, еще на школьной скамье, обнаружили некоторый вкус к мышлению. Это был первый общий признак, который положил начало нашему сближению, — признак настолько веский, что даже позднейшие разномыслия
не имели достаточно силы,
чтоб поколебать образовавшуюся между нами дружескую связь.