Наконец толстый,
послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.
— Видал, как бабов забижают! То-то вот! И сырое полено долго поджигать — загорится! Не люблю я этого, братаня, не уважаю. И родись я бабой — утопился бы в черном омуте, вот тебе Христос святой порукой!.. И так воли нет никому, а тут еще — зажигают! Скопцы-то, я те скажу, не дурак народ. Про скопцов — слыхал? Умный народ, очень правильно догадался: напрочь все мелкие вещи, да и
служи богу, чисто…
— Верный богу человек идет в рай. А который не
служит богу и пророку? Может, он — вот в этой пене… И те серебряные пятна на воде, может, он же… кто знает?
Иной, бывало, свеклой ноженьки вымажет или ободранный козий хвостик себе приткнет, будто кишки из него валятся, но сейчас у него это вытащат и браво — лоб забреют, и
служи богу и государю верой и правдой.
Неточные совпадения
Лука Лукич. Не приведи
бог служить по ученой части! Всего боишься: всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек.
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом! Слава
Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и
служил в военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
— Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <на> вас, а так как вы хотели бы
послужить, как говорите сами, так вот богоугодное дело. Строится в одном месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте простую сибирку… ведь вы теперь простой человек, разорившийся дворянин и тот же нищий: что ж тут чиниться? — да с книгой в руках, на простой тележке и отправляйтесь по городам и деревням. От архиерея вы получите благословенье и шнурованную книгу, да и с
Богом.
У него уж набралось бы опять, да он говорит: «Нет, Афанасий Иванович, [То есть Васильевич.]
служу я теперь уж не себе и <не> для себя, а потому, что
Бог так <судил>.
— А Пробка Степан, плотник? я голову прозакладую, если вы где сыщете такого мужика. Ведь что за силища была!
Служи он в гвардии, ему бы
бог знает что дали, трех аршин с вершком ростом!