Помолитесь же, православные, о душе новопреставленной девицы Анастасии, да упразднится прегрешений ея рукописание, да простятся грехи ея вольные и невольные и да внидет она
в радость Господа своего.
Неточные совпадения
Дома отчаялись уже видеть его, считая погибшим; но при виде его, живого и невредимого,
радость родителей была неописанна. Возблагодарили
Господа Бога, потом напоили его мятой, там бузиной, к вечеру еще малиной, и продержали дня три
в постели, а ему бы одно могло быть полезно: опять играть
в снежки…
— Сидит
господь на холме, среди луга райского, на престоле синя камня яхонта, под серебряными липами, а те липы цветут весь год кругом; нет
в раю ни зимы, ни осени, и цветы николи не вянут, так и цветут неустанно,
в радость угодникам божьим.
И когда болезнь, скудость, истощение тела, боязнь, вредная телу, возмущают мысль твою
в радости упования твоего и
в попечении по
Господу: тогда знай, что живет
в тебе тело, а не Христос».
— Как же, помним тебя, соколик, — шамкали старики. — Тоже, поди, наш самосадский. Еще когда ползунком был, так на улице с нашими ребятами играл, а потом
в учебу ушел. Конечно, кому до чего
господь разум откроет… Мать-то пытала реветь да убиваться, как по покойнике отчитывала, а вот на старости
господь привел старухе
радость.
Когда Вихров возвращался домой, то Иван не сел, по обыкновению, с кучером на козлах, а поместился на запятках и еле-еле держался за рессоры: с какой-то
радости он счел нужным мертвецки нализаться
в городе. Придя раздевать
барина, он был бледен, как полотно, и даже пошатывался немного, но Вихров, чтобы не сердиться, счел лучше уж не замечать этого. Иван, однако, не ограничивался этим и, став перед
барином, растопырив ноги, произнес диким голосом: