Неточные совпадения
Теперь самому любопытно бы было заглянуть
на себя тогдашнего, с тогдашнею обстановкою; но
дело кончено: тетради в печке и поправить беды невозможно.
Через несколько
дней Разумовский пишет дедушке, что оба его внука выдержали экзамен, но что из нас двоих один только может быть принят в Лицей
на том основании, что правительство желает, чтоб большее число семейств могло воспользоваться новым заведением.
Между тем, когда я достоверно узнал, что и Пушкин вступает в Лицей, то
на другой же
день отправился к нему как к ближайшему соседу.
Среди
дела и безделья незаметным образом прошло время до октября. В Лицее все было готово, и нам велено было съезжаться в Царское Село. Как водится, я поплакал, расставаясь с домашними; сестры успокаивали меня тем, что будут навещать по праздникам, а
на рождество возьмут домой. Повез меня тот же дядя Рябинин, который приезжал за мной к Разумовскому.
В продолжение всей речи ни разу не было упомянуто о государе: это небывалое
дело так поразило и понравилось императору Александру, что он тотчас прислал Куницыну владимирский крест — награда, лестная для молодого человека, только что возвратившегося, перед открытием Лицея, из-за границы, куда он был послан по окончании курса в Педагогическом институте, и назначенного в Лицей
на политическую кафедру.
Он так был проникнут ощущением этого
дня и в особенности речью Куницына, что в тот же вечер, возвратясь домой, перевел ее
на немецкий язык, написал маленькую статью и все отослал в дерптский журнал.
Исправлявший тогда должность директора профессор Гауеншильд донес министру. Разумовский приехал из Петербурга, вызвал нас из класса и сделал нам формальный, строгий выговор. Этим не кончилось, —
дело поступило
на решение конференции. Конференция постановила следующее...
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от молитвы? Он почти не обратил внимания
на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и
на другой
день встретил меня стихами...
Государь
на другой
день приходит к Энгельгардту.
На это ходатайство Энгельгардта государь сказал: «Пусть пишет, уж так и быть, я беру
на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтоб это было в последний раз. «La vieille est peut-être enchantée de la méprise du jeune homme, entre nous soit dit», [Между нами: старая
дева, быть может, в восторге от ошибки молодого человека (франц.).] — шепнул император, улыбаясь, Энгельгардту.
На самом
деле Энгельгардт относился к Пушкину даже в официальных отзывах отрицательно (см. примеч. 55).]
Летом, в вакантный месяц, директор делал с нами дальние, иногда двухдневные прогулки по окрестностям; зимой для развлечения ездили
на нескольких тройках за город завтракать или пить чай в праздничные
дни; в саду, за прудом, катались с гор и
на коньках.
В тот же
день, после обеда, начали разъезжаться: прощаньям не было конца. Я, больной, дольше всех оставался в Лицее. С Пушкиным мы тут же обнялись
на разлуку: он тотчас должен был ехать в деревню к родным; я уж не застал его, когда приехал в Петербург.
Наконец, поймал тебя
на самом
деле», — шепнул он мне
на ухо и прошел дальше.
Глядя
на него, я долго думал: не должен ли я в самом
деле предложить ему соединиться с нами?
В Могилеве,
на станции, встречаю фельдъегеря, разумеется, тотчас спрашиваю его: не знает ли он чего-нибудь о Пушкине. Он ничего не мог сообщить мне об нем, а рассказал только, что за несколько
дней до его выезда сгорел в Царском Селе Лицей, остались одни стены и воспитанников поместили во флигеле. [Пожар в здании Лицея был 12 мая.] Все это вместе заставило меня нетерпеливо желать скорей добраться до столицы.
Не знаю, вследствие ли этого разговора, только Пушкин не был сослан, а командирован от коллегии иностранных
дел, где состоял
на службе, к генералу Инзову, начальнику колоний Южного края.
С той минуты, как я узнал, что Пушкин в изгнании, во мне зародилась мысль непременно навестить его. Собираясь
на рождество в Петербург для свидания с родными, я предположил съездить и в Псков к сестре Набоковой; муж ее командовал тогда дивизией, которая там стояла, а оттуда уже рукой подать в Михайловское. Вследствие этой программы я подал в отпуск
на 28
дней в Петербургскую и Псковскую губернии.
Из
дела видно, что Пушкин по назначенному маршруту, через Николаев, Елизаветград, Кременчуг, Чернигов и Витебск, отправился из Одессы 30 июля 1824 года, дав подписку нигде не останавливаться
на пути по своему произволу и, по прибытии в Псков, явиться к гражданскому губернатору.
Что делалось с Пушкиным в эти годы моего странствования по разным мытарствам, я решительно не знаю; знаю только и глубоко чувствую, что Пушкин первый встретил меня в Сибири задушевным словом. В самый
день моего приезда в Читу призывает меня к частоколу А. Г. Муравьева и отдает листок бумаги,
на котором неизвестною рукой написано было...
В литературе о Пушкине и декабристах считалось, что портфель Пущина хранился со
дня восстания
на Сенатской площади до середины 1857 г. у П. А. Вяземского.
На первом месте «Славянские
девы».
Прилагаю переписку, которая свидетельствует о всей черноте этого
дела. [В Приложении Пущин поместил полученные Пушкиным анонимные пасквили, приведшие поэта к роковой дуэли, и несколько писем, связанных с последней (почти все —
на французском языке; их русский перевод — в «Записках» Пущина о Пушкине, изд. Гослитиздата, 1934 и 1937). Здесь не приводятся, так как не находятся в прямой связи с воспоминаниями Пущина о великом поэте и не разъясняют историю дуэли.]
На другой
день приезда моего в Москву (14 марта) комедиант Яковлев вручил мне твою записку из Оренбурга. Не стану тебе рассказывать, как мне приятно было получить о тебе весточку; ты довольно меня знаешь, чтоб судить о радости моей без всяких изъяснений. Оставил я Петербург не так, как хотелось, вместо пяти тысяч достал только две и то после долгих и несносных хлопот. Заплатил тем, кто более нуждались, и отправился
на первый случай с маленьким запасом.
Кашкин определяется ко мне заседателем; я его просил хорошо обдумать свое намерение — он решился
на сей подвиг, — я ему чрезвычайно благодарен, авось вместе
дело пойдет дружнее.
Я располагаю нынешний год месяца
на два поехать в Петербург — кажется, можно сделать эту дебошу после беспрестанных занятий целый год. Теперь у меня чрезвычайно трудное
дело на руках. Вяземский знает его —
дело о смерти Времева. Тяжело и мудрено судить, всячески стараюсь как можно скорее и умнее кончить, тогда буду спокойнее…
Губернатор велел истопить нам баню, и мы здесь проведем
дня два, чтоб немного отдохнуть и собраться с силами
на дальнюю дорогу.
— Много успел со времени разлуки нашей передумать об этих
днях, — вижу беспристрастно все происшедшее, чувствую в глубине сердца многое дурное, худое, которое не могу себе простить, но какая-то необыкновенная сила покорила, увлекала меня и заглушала обыкновенную мою рассудительность, так что едва ли какое-нибудь сомнение — весьма естественное — приходило
на мысль и отклоняло от участия в действии, которое даже я не взял
на себя труда совершенно узнать, не только по важности его обдумать.
Он, поддержавший меня поныне, даст мне силу перенести участь, которая в отдаленности кажется ужаснее, нежели вблизи и
на самом
деле.
Мы почти всякую ночь ночевали часов шесть, купили свои повозки, ели превосходную уху из стерлядей или осетрины, которые здесь ничего не стоят, — словом сказать,
на пятьдесят коп. мы жили и будем жить весьма роскошно. Говядина от 2 до 5 коп. фунт, хлеб превосходный и
на грош два
дня будешь сыт.
Вы им скажите, что Ив. Ив., несмотря
на отдаление, мысленно в вашем кругу: он убежден, что, не дожидаясь этого письма, вы уверили всех, что он как бы слышит ваши беседы этого
дня и что они находят верный отголосок в его сердце.
В
день воспоминаний лицейских я получил письмо твое от 8 апреля, любезный друг Малиновский; ты, верно, не забыл 9 июня [9 июня —
день окончания выпускных экзаменов для лицеистов 1-го выпуска, в 1817 г.] и, глядя
на чугунное кольцо, которому минуло 21 год, мысленно соединился со всеми товарищами, друзьями нашей юности.
На другой
день вечером я отправился в Урик. Провел там в беспрестанной болтовне два
дня, и. теперь я в городе. Насчет Гымылямоего все усердно расхлопотались, и я уже был переведен в деревню Грановщину близ Урика, как в воскресенье с почтою пришло разрешение о Туринске.
Теперь редкий
день не забегу
на минуту; беда только, что всякий
день дожди и надобно от грязи спасаться
на извозчике: это стоит денег — а их немного.
Вчера вечером поздно возвратился домой, не успел сказать тебе, любезный друг, слова. Был у преосвященного, он обещал освободить Иакинфа, но не наверное. — Просидел у Юшневских вечер.
Днем сделал покупку, казанскую телегу за 125 рублей — кажется, она довезет меня благополучно с моим хламом. Может быть, можно бы и дешевле приискать колесницу, но тоска ходить — все внимание обращено
на карман, приходящий в пустоту.
Прощай — разбирай как умеешь мою нескладицу — мне бы лучше было с тобой говорить, нежели переписываться. Что ж делать, так судьбе угодно, а наше
дело уметь с нею мириться. Надеюсь, что у тебя
на душе все благополучно. Нетерпеливо жду известия от тебя с места.
Новый городок мой не представляет ничего особенно занимательного: я думал найти более удобств жизни, нежели
на самом
деле оказалось.
Вы, верно, слышали, что мне из Тобольска возвращено было одно письмо мое к Якушкину, после розысканий о рыбе.Мою карту, которую мы так всегда прежде называли, туда возили и нашли, что выражения двусмысленны и таинственны. Я все это в шуткахописал сестре. Кажется,
на меня сердится Горчаков, впрочем, этоего
дело…
Не извиняюсь, что преследую вас разного рода поручениями; вы сами виноваты, что я без зазрения совести задаю вам хлопоты. Может быть, можно будет вам через тезку Якушкина избавить этого человека от всяких посторонних расходов. Словом сказать, сделать все, что придумаете лучшим; совершенно
на вас полагаюсь и уверен, что
дело Кудашева в хороших руках.
У Басаргина родился
на второй
день праздника сын, именем Александр, — следовательно, в полном смысле слова наследник.
Свои
дела устроил благодаря добрым родным, которые прислали маленький мильон
на расплату вечно существующих долгов…
Странно, что
на лицо он чрезвычайно свеж, чего я обыкновенно не замечал в детях, подверженных этой болезни, Марья Петровна занимается огородом и цветами — большая до них охотница и знает хорошо это
дело.
Денежные
дела меня не беспокоят, они устроятся, как все, что деньгами можно кончить, но существование его там в одиночестве так не должно продолжаться; я многих выражений истинно не понимаю — он в каком-то волнении, похожем
на то, что я ощущаю при биении моего сердца…
Вы справедливо говорите, что у меня нет определенного занятия, — помогите мне в этом случае, и без сомнения урочное
дело будет иметь полезное влияние и
на здоровье вместе с гидропатией, которая давно уже в действии.
Как сон пролетели приятные минуты нашего свидания. Через 24 часа после того, как я взглянул в последний раз
на вас, добрый мой Иван Дмитриевич, я уже был в объятиях детей и старушки Марьи Петровны. Они все ожидали меня как необходимого для них человека. Здесь я нашел Басаргина с женой: они переехали к нам до моего возвращения. Наскоро скажу вам, как случилось горестное событие 27 декабря. До сих пор мы больше или меньше говорим об этом
дне, лишь только сойдемся.
Останься я
день в Тобольске, мы с вами бы не увиделись. Почта туда должна была прийти
на другой
день моего выезда. Не стану говорить вам, как свидание мое с вами и добрым Матвеем Ивановичем освежило мою душу, вы оба в этом уверены без объяснений. У вас я забыл рубашку, значит скоро опять увидимся. Пока дети здесь, я не тронусь, а потом не ручаюсь, чтоб остался в Туринске.
Опять из Туринска приветствую тебя, любезный, милый друг Евгений. Опять горестная весть отсюда: я не застал Ивашева. Он скоропостижно умер 27 декабря вечером и похоронен в тот самый
день, когда в прошлом году
на наших руках скончалась Камилла Петровна. В Тобольске это известие меня не застало: письмо Басаргина, где он просил меня возвратиться скорее, пришло два
дни после моего отъезда. В Ялуторовске дошла до меня эта печальная истина — я тотчас в сани и сюда…
Прасковья Егоровна непременно хочет, увидевши, в чем
дело, написать к своей матери в Париж с тем, чтобы ее ответ
на клевету, лично до нее относящуюся, напечатали в журнале.
Если б не хлопоты с князем, я бы явился
на встречу Оболенского; но об этом нечего и думать, потому что из этого увольнения делают государственное
дело.
Почта привезла мне письмо от Annette, где она говорит, что мой племянник Гаюс вышел в отставку и едет искать золото с кем-то в компании. 20 февраля он должен был выехать; значит, если вздумает ко мне заехать, то
на этой неделе будет здесь. Мне хочется с ним повидаться, прежде нежели написать о нашем переводе; заронилась мысль, которую, может быть, можно будет привести в исполнение. Басаргин вам объяснит, в чем
дело.