Неточные совпадения
Эта высокая цель
жизни самой своей таинственностию и начертанием новых обязанностей резко и глубоко проникла душу
мою — я как будто вдруг получил особенное значение в собственных своих глазах: стал внимательнее смотреть на
жизнь во всех проявлениях буйной молодости, наблюдал за собою, как за частицей, хотя ничего не значущей, но входящей в состав того целого, которое рано или поздно должно было иметь благотворное свое действие.
Мне показалось, что он вообще неохотно об этом говорил; я это заключил по лаконическим отрывистым его ответам на некоторые
мои спросы, и потому я его просил оставить эту статью, тем более что все наши толкования ни к чему не вели, а только отклоняли нас от другой, близкой нам беседы. Заметно было, что ему как будто несколько наскучила прежняя шумная
жизнь, в которой он частенько терялся.
Бог помощь вам, друзья
мои,
В заботах
жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
Меня здесь мучит только ваше обо мне горе — меня мучит слеза в глазах
моего ангела-хранителя, который в ужаснейшую минуту
моей жизни забывал о себе, думал еще спасти меня.
Не могу тебе дать отчета в
моих новых ощущениях: большой беспорядок в мыслях до сих пор и
жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог доберусь до места в месяц, а что дальше — не знаю.
Что тебе сказать для полного понятия
моей жизни в Иркутске?
Кажется, судьба не отказала мне в свежести чувств, без которой отравлена преждевременно
жизнь, — дышу теперь свободнее, но грустно расстаться с добрыми спутниками тяжелой эпохи
моей жизни.
Новый городок
мой не представляет ничего особенно занимательного: я думал найти более удобств
жизни, нежели на самом деле оказалось.
Во всяком случае, ты из них узнаешь больше или меньше, что со мной делается, и увидишь, что
моя новая
жизнь как-то не клеится, нездоровье
мое сильно мне наскучает, я никак не думал, чтобы пришлось так долго хворать: прежде все эти припадки были слабее и проходили гораздо скорей.
Annette теперь ожидает, что сделают твои родные, и между тем все они как-то надеются на предстоящие торжества. Спрашивали они
мое мнение на этот счет — я им просто отвечал куплетом из одной тюремной нашей песни: ты, верно, его помнишь и согласишься, что я кстати привел на память эту старину. Пусть они разбирают, как знают,
мою мысль и перестанут жить пустыми надеждами: такая
жизнь всегда тяжела…
Об упоминаемом здесь свидании Волконской с Кюхельбекером — в его письме к Волконской от 13 февраля 1845 г.: «Жена
моя, преданная вам сердцем и душою, начала новую
жизнь после знакомства с вами; я ее не узнаю.
…Я бы желал, чтобы и в других случаях
моей жизни нашелся добрый человек, который бы остановил вовремя от глупости, которую часто не так легко исправить, как поразборчивее написать письмо…
Тебя крепко обниму, добрый
мой Матюшкин. Мильон лет мы не видались. Вряд ли и увидимся. Будем хоть изредка пересылаться весточкой. Отрадно обмануть расстояние — отрадно быть близко и вдалеке. — Часто гляжу на твой портрет — тут мысли перебегают все десятки лет нашей разлуки. Annette мне недавно писала, как ты с ней ходил по царскому саду; читая, мне казалось, что ты ей рассказывал вчерашние события, а это рассказы лицейской нашей
жизни, которая довольно давно уже прошла.
Не знаю, сказал ли я все, что хотелось бы сказать, но, кажется, довольно уже заставлять тебя разбирать
мою всегда спешную рукопись и уверять в том, что ты и все вы знаете. На этот раз я как-то изменил своему обычаю: меньше слов! — Они недостаточны для полных чувств между теми, которые хорошо друг друга понимают и умеют обмануть с лишком четвертьвековую разлуку. — Вот истинная поэзия
жизни!
На повороте обернулась, и вдалеке под каким-то темным облаком представилась высокая колокольня церкви, близ которой скрыто в земле последнее
мое земное сокровище, последняя отрада
моей жизни.
Я не люблю писать к вам наскоро, как-нибудь, чтобы только сказать, что я к вам писала, — нет, я люблю поговорить с вами на просторе, рассказать подробно случающееся со мной, потолковать о чем-нибудь заветном для меня, в полной уверенности, что все это найдет отголосок в вашем добром сердце; писавши к вам и прочим друзьям
моим, я знаю, что я еще не совсем одна в мире, знаю, что мне будут сочувствовать, а это теперь единственная
моя отрада в
моей трудной
жизни…
Каждый изворот дороги вызывал в памяти
моей мою золотую минувшую молодость, я как будто молодела, приближаясь к местам, где молодая
жизнь била ключом в
моем сердце; все — и земные радости, давно пережитые, и духовные восторги прежней набожности — стремительно, как молния, пролетали в памяти сердечной…
Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и
жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить
жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам, не то я смертью окончу
жизнь свою».
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой
жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О
мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Стародум. От двора,
мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что лучше вести
жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к
жизни. Ты должна делать утешение
моей старости, а
мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.