Маша наконец решилась действовать и написала письмо князю Верейскому; она старалась возбудить в его сердце чувство великодушия, откровенно признавалась, что не имела к нему ни малейшей привязанности,
умоляла его отказаться от ее руки и самому защитить ее от власти родителя.
Неточные совпадения
— Соберитесь с всеми силами души,
умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте.
— Алексей Александрович, простите меня, я не имею права… но я, как сестру, люблю и уважаю Анну; я прошу,
умоляю вас сказать мне, что такое между вами? в чем вы обвиняете ее?
Отец Герасим, бледный и дрожащий, стоял у крыльца, с крестом в руках, и, казалось, молча
умолял его за предстоящие жертвы.
— Вы ездите к этой женщине — возможно ли? Я компрометирована! — сказала она. — Что скажут, когда узнают, что я завезла вас сюда? Allons, de grâce, montez vite et partons! Cette femme: quelle horreur! [Ах,
умоляю вас, садитесь скорей и поедемте! Эта женщина: какой ужас! (фр.)]
Неточные совпадения
Яков, не глядя на барина бедного, // Начал коней отпрягать, // Верного Яшу, дрожащего, бледного, // Начал помещик тогда
умолять.
Вот в чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, — нам, грешным, где б и
умолить, — даровал нам Господь Митрофанушку. Мы все делали, чтоб он у нас стал таков, как изволишь его видеть. Не угодно ль, мой батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?
Я
умоляю о позволении видеть его один раз пред моим отъездом.
— Для чего же ты не позволил мне кормить, когда я
умоляла об этом? Всё равно (Алексей Александрович понял, что значило это «всё равно»), она ребенок, и его уморят. — Она позвонила и велела принести ребенка. — Я просила кормить, мне не позволили, а теперь меня же упрекают.
«Что-нибудь еще в этом роде», сказал он себе желчно, открывая вторую депешу. Телеграмма была от жены. Подпись ее синим карандашом, «Анна», первая бросилась ему в глаза. «Умираю, прошу,
умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее», прочел он. Он презрительно улыбнулся и бросил телеграмму. Что это был обман и хитрость, в этом, как ему казалось в первую минуту, не могло быть никакого сомнения.