Вообще между стариком и молодыми людьми стали постоянно возникать споры по поводу всевозможных житейских случаев:
исключали ли из службы какого-нибудь маленького чиновника, Петр Михайлыч обыкновенно говорил: «Жаль, право, жаль!», а Калиновичу, напротив, доставляло это даже какое-то удовольствие.
— Ну, так, значит, поприсядемте! — продолжал Петр Михайлыч, и на глазах его навернулись слезы. Все сели, не
исключая и торчавшего в дверях Терки, которому приказала это сделать Палагея Евграфовна.
Старик-губернатор знал это и не мог подобного неприятного человека
исключить от себя, потому что магистр был прислан из Петербурга под присмотр полиции, с назначением именно служить в канцелярии.
— Или, теперь, это… — продолжала Настенька, обращаясь к нему, — все вы, господа молодежь, не
исключая и вашего превосходительства, все вы, что бы вы ни говорили, смотрите на нас, особенно провинциальных актрис, свысока; вы очень любите за нами волочиться, ухаживать; способны даже немножко промотаться для нас, в то же время считаете нас достойными только стать на степень вашей любовницы — никак не больше!