Для умирающего человека раскрывается что-то в минуту смерти. «Ах, так вот что!» — говорит почти всегда выражение
лица умирающего. Мы же, остающиеся, не можем видеть того, что раскрылось ему. Для нас раскроется после, в свое время.
При воспоминании о ней светлая улыбка озарила
лицо умирающего. Живо вспомнилась ему минута разлуки с этим, тогда единственным любимым им существом. Ему пошел одиннадцатый год, и отец повез его в Москву, в гимназию.
Неточные совпадения
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша глядел на его
лицо.
Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого
лица и игре мускула над бровью, что для
умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
Еще она не кончила говорить, как на
лице его установилось опять строгое укоризненное выражение зависти
умирающего к живому.
Но он с неестественным усилием успел опереться на руке. Он дико и неподвижно смотрел некоторое время на дочь, как бы не узнавая ее. Да и ни разу еще он не видал ее в таком костюме. Вдруг он узнал ее, приниженную, убитую, расфранченную и стыдящуюся, смиренно ожидающую своей очереди проститься с
умирающим отцом. Бесконечное страдание изобразилось в
лице его.
Прежде всего хорошо было, что она тотчас же увела Клима из комнаты отца; глядя на его полумертвое
лицо, Клим чувствовал себя угнетенно, и жутко было слышать, что скрипки и кларнеты, распевая за окном медленный, чувствительный вальс, не могут заглушить храп и мычание
умирающего.
Жизнь и любовь как будто пропели ей гимн, и она сладко задумалась, слушая его, и только слезы умиления и веры застывали на ее
умирающем лице, без укоризны за зло, за боль, за страдания.