Неточные совпадения
Небесными
кругами украшают
Подписчики в палатах потолки
Высокие; в простенках узких пишут,
Утеху глаз, лазоревы цветы
Меж травами зелеными; а турьи
Могучие и жилистые ноги
На притолках дверных, припечных турах,
Подножиях прямых столбов, на коих
Покоится тяжелых матиц груз.
Заря чиста, и утро будет ясно.
Уходит день веселый, догорают
Последние лучи зари, все
вышеИ
выше свет малиновый; потемки
Цепляются за сучья и растут,
Преследуя зари румяный отблеск.
И скоро ночь в росящемся лесу
С вершинами деревьев станет вровень.
Пора к шатрам, в
кругу гостей веселых
Окончить день и встретить новый. Песню
Последнюю пропой, пригожий Лель!
— «Добре бо Аристотель глаголет: аще бы и
выше круга лунного человек был, и тамо бы умер», — а потому, Варечка, не заноситесь!
Ей по плечу современные понятия, пробивающиеся в общественное сознание; очевидно, она черпнула где-то других идей, даже знаний, и стала неизмеримо
выше круга, где жила. Как ни старалась она таиться, но по временам проговаривалась каким-нибудь, нечаянно брошенным словом, именем авторитета в той или другой сфере знания.
Он приехал в отпуск повидаться с родными, безвыездно жившими в Москве и входившими в тот
высокий круг московского высшего общества, в котором вращались графиня Нелидова и ее дочь.
Неточные совпадения
Теперь, когда он не мешал ей, она знала, что делать, и, не глядя себе под ноги и с досадой спотыкаясь по
высоким кочкам и попадая в воду, но справляясь гибкими, сильными ногами, начала
круг, который всё должен был объяснить ей.
Дорога идет, извиваясь между кустарниками, опускаясь в небольшие овраги, где протекают шумные ручьи под сенью
высоких трав;
кругом амфитеатром возвышаются синие громады Бешту, Змеиной, Железной и Лысой горы.
К ней дамы подвигались ближе; // Старушки улыбались ей; // Мужчины кланялися ниже, // Ловили взор ее очей; // Девицы проходили тише // Пред ней по зале; и всех
выше // И нос и плечи подымал // Вошедший с нею генерал. // Никто б не мог ее прекрасной // Назвать; но с головы до ног // Никто бы в ней найти не мог // Того, что модой самовластной // В
высоком лондонском
кругу // Зовется vulgar. (Не могу…
— Понимаете: небеса! Глубина, голубая чистота, ясность! И — солнце! И вот я, — ну, что такое я? Ничтожество, болван! И вот — выпускаю голубей. Летят,
кругами, все
выше,
выше, белые в голубом. И жалкая душа моя летит за ними — понимаете? Душа! А они — там, едва вижу. Тут — напряжение… Вроде обморока. И — страх: а вдруг не воротятся? Но — понимаете — хочется, чтоб не возвратились, понимаете?
Люди судорожно извивались, точно стремясь разорвать цепь своих рук; казалось, что с каждой секундой они кружатся все быстрее и нет предела этой быстроте; они снова исступленно кричали, создавая облачный вихрь, он расширялся и суживался, делая сумрак светлее и темней; отдельные фигуры, взвизгивая и рыча, запрокидывались назад, как бы стремясь упасть на пол вверх лицом, но вихревое вращение
круга дергало, выпрямляло их, — тогда они снова включались в серое тело, и казалось, что оно, как смерч, вздымается вверх
выше и
выше.