Неточные совпадения
А
было то в ночь на светлое Христово воскресенье, когда, под конец
заутрени, Звезда Хорасана, потаенная христианка, первая с иереем христосовалась. Дворец сожгли, останки его истребили, деревья в садах порубили. Запустело место. А речку, что возле дворца протекала, с тех пор прозвали речкою Царицей. И до сих пор она так зовется. На Волге с одной стороны устья Царицы город Царицын стоит, с другой — Казачья слободка, а за ней необъятные степи, и на них кочевые кибитки калмыков.
Погас свет во Фленушкиных горницах, только лампада перед иконами теплится. В било ударили. Редкие, резкие его звуки вширь и вдаль разносятся в рассветной тиши; по другим обителям пока еще тихо и сонно. «Праздник, должно
быть, какой-нибудь у Манефиных, — думает Петр Степаныч. — Спозаранку поднялись к
заутрени… Она не пойдет — не велика она богомольница… Не пойти ли теперь к ней? Пусть там
поют да читают, мы свою песню
споем…»
Поют у Манефы
заутреню. По другим обителям тоже стали раздаваться удары в било. Резче и резче носятся они в сыром, влажном воздухе… А у Манефы в часовне
поют да
поют.
Неточные совпадения
На другой день, ранним утром, глуповцы
были изумлены, услыхав мерный звон колокола, призывавший жителей к
заутрене.
— Кто ж бы это гость? — скажет хозяйка. — Уж не Настасья ли Фаддеевна? Ах, дай-то Господи! Да нет; она ближе праздника не
будет. То-то бы радости! То-то бы обнялись да наплакались с ней вдвоем! И к
заутрене и к обедне бы вместе… Да куда мне за ней! Я даром что моложе, а не выстоять мне столько!
В самую
заутреню Рождества Христова я въехал в город. Опухоль в лице
была нестерпимая. Вот уж третий день я здесь, а Иркутска не видал. Теперь уже — до свидания.
Дом, в котором соблюдались посты, ходили к
заутрене, ставили накануне крещенья крест на дверях, делали удивительные блины на масленице,
ели буженину с хреном, обедали ровно в два и ужинали в девятом часу.
Каждый год отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала; с истинным страхом подходил я к причастию; но религиозным чувством я этого не назову, это
был тот страх, который наводит все непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после
заутрени на святой неделе и объевшись красных яиц, пасхи и кулича, я целый год больше не думал о религии.