За столом сидели все веселы, только Василий Борисыч подчас хмурился, а когда в ответ на громкие крики о
горьком вине принуждаем был целоваться, чуть касался губ Прасковьи Патаповны и каждый раз, тяжело вздыхая, шептал...
Неточные совпадения
— Ну, — крикнул Микешка с
горьким чувством целовальнику, — так, видно, делу и быть. Владей, Фаддей, моей Маланьей!.. А чапуруху, свояк, поставь… Расшибем полштофика!.. Выпьем!.. Плачу я… Гуляем, Мавра Исаевна!.. А ну-ка, отрежь печенки… Ишь черт какой, дома, небойсь, такой не стряпала!.. Эх, погинула вконец моя головушка!.. Пой песню, Маврушка, ставь
вина побольше, свояк!
— Усердны! — с
горькой усмешкой воскликнула Манефа. — Иуда Христа за сребреники продал, а наши мужики за ведро
вина и Христа и веру продадут, а скиты на придачу дадут…
Неточные совпадения
Знай же свою участь
горькую: умереть тебе за свою
вину смертью безвременною…» И несчетное число голосов дикиих со всех сторон завопило:
Все было кончено, но Ромашов не чувствовал ожидаемого удовлетворения, и с души его не спала внезапно, как он раньше представлял себе, грязная и грубая тяжесть. Нет, теперь он чувствовал, что поступил нехорошо, трусливо и неискренно, свалив всю нравственную
вину на ограниченную и жалкую женщину, и воображал себе ее горечь, растерянность и бессильную злобу, воображал ее
горькие слезы и распухшие красные глаза там, в уборной.
Наконец, есть книги. Он будет читать, найдет в чтении материал для дальнейшего развития. Во всяком случае, он даст, что может, и не его
вина, ежели судьба и
горькие условия жизни заградили ему путь к достижению заветных целей, которые он почти с детства для себя наметил. Главное, быть бодрым и не растрачивать попусту того, чем он уже обладал.
Несмотря на
горькие слезы и постоянное сокрушение Арины Васильевны, Степан Михайлович, как только сыну минуло шестнадцать лет, определил его в военную службу, в которой он служил года три, и по протекции Михайла Максимовича Куролесова находился почти год бессменным ординарцем при Суворове; но Суворов уехал из Оренбургского края, и какой-то немец-генерал (кажется, Трейблут) без всякой
вины жестоко отколотил палками молодого человека, несмотря на его древнее дворянство.
В Киеве далеком, на горах, // Смутный сон приснился Святославу, // И объял его великий страх, // И собрал бояр он по уставу. // «С вечера до нынешнего дня, — // Молвил князь, поникнув головою, — // На кровати тисовой меня // Покрывали черной пеленою. // Черпали мне синее
вино, //
Горькое отравленное зелье, // Сыпали жемчуг на полотно // Из колчанов вражьего изделья. // Златоверхий терем мой стоял // Без конька, и, предвещая горе, // Вражий ворон в Плесенске кричал // И летел, шумя, на сине море».