Неточные совпадения
Артелями в лесах
больше работают: человек по десяти, по двенадцати и
больше. На сплав рубить рядят лесников высковские промышленники, разделяют им на Покров задатки, а расчет дают перед Пасхой либо по сплаве
плотов. Тут не без обману бывает: во всяком деле толстосум сумеет прижать бедного мужика, но промеж себя в артели у лесников всякое дело ведется начистоту… Зато уж чужой человек к артели в лапы не попадайся: не помилует, оберет как липочку и в грех того не поставит.
Неточные совпадения
Для этого надо было найти плёс, где вода шла тихо и где было достаточно глубоко. Такое место скоро было найдено немного выше последнего порога. Русло проходило здесь около противоположного берега, а с нашей стороны тянулась длинная отмель, теперь покрытая водой. Свалив три
большие ели, мы очистили их от сучьев, разрубили пополам и связали в довольно прочный
плот. Работу эту мы закончили перед сумерками и потому переправу через реку отложили до утра.
Беглые
большею частью пробираются к северу, к узкому месту пролива, что между мысами Погоби и Лазарева, или несколько севернее: здесь безлюдье, легко укрыться от кордона и можно достать у гиляков лодку или самим сделать
плот и переправиться на ту сторону, а если уже зима, то при хорошей погоде для перехода достаточно двух часов.
Наши молодцы продолжали карабкаться на четвереньках, переходя с одного
плота на другой. Достигнув наконец берега с
большими усилиями, чем употреблено было, чтобы переехать Оку, они остановились и перевели дух.
Заметка о Фоме начиналась описанием кутежа на
плотах, и Фома при чтении ее стал чувствовать, что некоторые отдельные слова покусывают его, как комары. Лицо у него стало серьезнее, он наклонил голову и угрюмо молчал. А комаров становилось все
больше…
Москва-река, извиваясь, текла посреди холмистых берегов своих; но бесчисленные барки,
плоты и суда не пестрили ее гладкой поверхности; ветер не доносил до проезжающих отдаленный гул и невнятный, но исполненный жизни говор многолюдного города; по
большим дорогам шумел и толпился народ; но Москва, как жертва, обреченная на заклание, была безмолвна.