Неточные совпадения
Кто пробовал писать роман, тот
поймет, насколько последняя причина
была уважительна.
Понимаю и не обижаюсь: так и должно
быть.
Федосья как-то смешно фыркнула себе под нос и молча перенесла нанесенное ей оскорбление. Видимо, они
были люди свои и отлично
понимали друг друга с полуслова. Я, с своей стороны, отметил в поведении Пепки некоторую дозу нахальства, что мне очень не понравилось. Впрочем, Федосья не осталась в долгу: она так долго ставила свой самовар, что лопнуло бы самое благочестивое терпение. Пепко принимался ругаться раза три.
В этой реплике выступала еще новая черта в характере Пепки, — именно — его склонность к саморазъедающему анализу, самобичеванию и вообще к всенародному покаянию. Ему вообще хотелось почему-то показаться хуже, чем он
был на самом деле, что я
понял только впоследствии.
— Что значит? В нашем репертуаре это
будет называться: месть проклятому черкесу… Это те самые милые особы, которые так часто нарушали наш проспект жизни своим шепотом, смехом и поцелуями. Сегодня они вздумали сделать сюрприз своему черкесу и заявились все вместе. Его не оказалось дома, и я пригласил их сюда! Теперь
понял? Желал бы я видеть его рожу, когда он вернется домой…
— Я? надую? Да спроси Порфирыча, сколько он от меня хлеба едал… Я-то надую?.. Ах ты, братец ты мой, полковничек… Потом еще мне нужно поправить два сонника и «Тайны натуры».
Понимаешь? Работы всем хватит, а ты: надуешь. Я о вас же хлопочу, отцы… Название-то
есть для романа?
— Послушай, что ты привязался ко мне? Это,
понимаешь, скучно… Ты идеализируешь женщин, а я — простой человек и на вещи смотрю просто. Что такое — любить?.. Если действительно человек любит, то для любимого человека готов пожертвовать всем и прежде всего своей личностью, то
есть в данном случае во имя любви откажется от собственного чувства, если оно не получает ответа.
Я совершенно не
понимаю, почему Пепко расщедрился и выдал дачному оголтелому мужику целым двугривенный. Васька зажал монету в кулаке и помчался через дорогу прямо в кабак. Он
был в одной рубахе и портах, без шапки и сапог. Бывший свидетелем этой сцены городовой неодобрительно покачал только головой и передернул плечи. Этот двугривенный послужил впоследствии источником многих неприятностей, потому что Васька начал просто одолевать нас. Одним словом, Пепко допустил бестактность.
Она
была права: любовь делала ее почти умной, и она многое
понимала так, как в нормальном состоянии никогда не
понимала.
— Нет, уж извини:
есть совершенство.
Понимаешь:
есть!..
— О, ты все это прочтешь и
поймешь, какой человек тебя любит, — повторил я самому себе, принимаясь за работу с ожесточением. — Я
буду достоин тебя…
Я молчал и только смотрел на него злыми глазами. Эта самодовольная посредственность не могла ничего
понять, так что слова
были излишни. В Пепке я ненавидел сейчас самого себя.
Селезнев протянул сжатый кулак, и я
понял, что у него
есть деньги и что он опять предлагает мне братски разделить их.
Девушка наскоро
выпила стакан чаю и начала прощаться. Она
поняла, кажется, в какое милое общество попала, особенно когда появилась Мелюдэ. Интересно
было видеть, как встретились эти две девушки, представлявшие крайние полюсы своего женского рода. Мелюдэ с нахальством трактирной гетеры сделала вид, что не замечает Анны Петровны. Я постарался увести медичку.
— У вас
есть враг… Он передал Ивану Иванычу, что вы где-то говорили, что получаете с него по десяти рублей за каждого убитого человека. Он обиделся, и я его
понимаю… Но вы не унывайте, мы устроим ваш роман где-нибудь в другом месте. Свет не клином сошелся.
— Вы, конечно,
понимаете, что он мог бы
быть и лучше, но первому блину многое прощается…
Представление об этом чувстве у меня, признаюсь,
было довольно смутное, и я не мог
понять, как это люди теряют голову и всякое самообладание.
Я
понимал только одно, что дома этот всеобъемлющий и всенаполняющий Андрей Иваныч являлся только дорогим гостем, а делала всю «домашность» одна Аграфена Петровна: она и дачу нанимала, и все укладывала, и перевозила на дачу весь скарб, и там все приводила в новый порядок, и делала все так, чтобы Андрею Иванычу
было и удобно, и беззаботно, и хорошо.
Меня возмущало это добровольное рабство Аграфены Петровны, и я
понял, что в медичке Анне Петровне
есть родственные черты: она точно так же ухаживала за своим Пепкой и так же его баловала.
Я чувствовал, что он меня ненавидит, и
понимал, что единственным основанием этой ненависти
было только то, что я все-таки оставался живым свидетелем его истории с Любочкой.
— Имею честь представиться: Андрей Иваныч… Слышали?.. Хе-хе… До некоторой степени ваш хозяин, то
есть я-то тут ни при чем, а все Агриппина, да. Так вот видите ли… гм… да… Я провожаю в Шувалово одну даму… да… моя дальняя родственница… да… Так вы того… В случае, зайдет разговор, ради бога не проболтайтесь Агриппине… Она такая нервная… Одним словом, вы
понимаете мое положение.
— Пусть она там злится, а я хочу
быть свободным хоть на один миг. Да, всего на один миг. Кажется, самое скромное желание? Ты думаешь, она нас не видит?.. О, все видит! Потом
будет проникать мне в душу —
понимаешь, прямо в душу. Ну, все равно… Сядем вот здесь. Я хочу себя чувствовать тем Пепкой, каким ты меня знал тогда…
— Нет, в самом деле пройду… У вас
будет огонек гореть, а я по тротуару и пройду. Вам-то хорошо, а я… Что же, у всякого своя судьба, и я
буду рада, что вы счастливы. Может
быть, когда-нибудь и меня вспомните в такой вечерок. Жена-то, конечно, ничего на знает — молодые ничего не
понимают, а у вас свои мысли в голове.
Меня лично теперь ничто не интересовало. Война так война… Что же из этого? В сущности это
была громадная комедия, в которой стороны совершенно не
понимали друг друга. Наживался один юркий газетчик — неужели для этого стоило воевать? Мной вообще овладел пессимизм, и пессимизм нехороший, потому что он развивался на подкладке личных неудач. Я думал только о себе и этой меркой мерял все остальное.
— Да, глуп, ибо не
понимаешь величайшего счастья
быть самим собой и только самим собой.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не
понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление
было…
понимаешь? не то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару… Ну, ступай с богом!
А если и действительно // Свой долг мы ложно
поняли // И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так надо
было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Правдин. Удовольствие, которым государи наслаждаются, владея свободными душами, должно
быть столь велико, что я не
понимаю, какие побуждения могли бы отвлекать…
Один только раз он выражается так:"Много
было от него порчи женам и девам глуповским", и этим как будто дает
понять, что, и по его мнению, все-таки
было бы лучше, если б порчи не
было.