Неточные совпадения
Во-первых, опоздал, а во-вторых, нужно
было доканчивать седьмую главу третьей части первого моего
романа.
Кто пробовал писать
роман, тот поймет, насколько последняя причина
была уважительна.
Дело в том, что мной
была задумана целая серия
романов, на манер «Ругонов» Золя.
Помню темный сентябрьский вечер. По программе мы должны
были заниматься литературой. Я писал
роман, Пепко тоже что-то строчил за своим столом. Он уже целых два дня ничего не
ел, кроме чая с пеклеванным хлебом, и впал в мертвозлобное настроение. Мои средства тоже истощились, так что не оставалось даже десяти крейцеров. В комнате
было тихо, и можно
было слышать, как скрипели наши перья.
За этим немедленно следовал целый реестр искупающих поступков, как очистительная жертва. Всякое правонарушение требует жертв… Например, придумать и сказать самый гнусный комплимент Федосье, причем недурно поцеловать у нее руку, или не умываться в течение целой недели, или — прочитать залпом самый большой женский
роман и т. д. Странно, чем ярче
было такое раскаяние и чем ужаснее придумывались очищающие кары, тем скорее наступала новая «ошибка». В психологии преступности
есть своя логика…
Одним словом, мне приходилось писать так, как будто это
был первый
роман в свете и до меня еще никто не написал ничего похожего на
роман.
Действие получалось самое запутанное, так что из каждой главы можно
было сделать самостоятельный
роман.
— Молодой человек, ведь вам к экзамену нужно готовиться? — обратился он ко мне. — Скверно… А вот что: у вас
есть богатство. Да… Вы его не знаете, как все богатые люди: у вас прекрасный язык. Да… Если бы я мог так писать, то не сидел бы здесь. Языку не выучишься — это дар божий… Да. Так вот-с, пишете вы какой-то
роман и подохнете с ним вместе. Я не говорю, что не пишите, а только надо злобу дня иметь в виду. Так вот что: попробуйте вы написать небольшой рассказец.
— Ты мне, полковник, оборудуй
роман, да чтобы заглавие
было того, позазвонистее, — говорил Спирька. — А уж насчет цены
будь спокоен… Знаешь, я не люблю вперед цену ставить, не видавши товару.
— Я? надую? Да спроси Порфирыча, сколько он от меня хлеба едал… Я-то надую?.. Ах ты, братец ты мой, полковничек… Потом еще мне нужно поправить два сонника и «Тайны натуры». Понимаешь? Работы всем хватит, а ты: надуешь. Я о вас же хлопочу, отцы… Название-то
есть для
романа?
Спиридон Иваныч Редкин
был типичным дополнением «академии». Он являлся в роли шакала, когда чуял легкую добычу, как в данном случае. Заказывая
романы, повести, сборники и мелкие брошюры, он вопрос о гонораре оставлял «впредь до усмотрения». Когда приносили совсем готовую рукопись, Спирька чесал в затылке, морщился и говорил...
Я ухватился за совет Фрея, хотя при этом приходилось вступить в некоторую сделку с самим собой, даже почти изменить себе, то
есть изменить
роману.
Эти мысли вслух
были прерваны появлением двух особ. Это
были женщины на пути к подозрению. Они появились точно из-под земли. Подведенные глаза, увядшие лица, убогая роскошь нарядов говорили в их пользу. Пепко взглянул вопросительно на меня и издал «неопределенный звук», как говорится в излюбленных им женских
романах.
А как хорошо
было ранним утром в парке, где так и обдавало застоявшимся смолистым ароматом и ночной свежестью. Обыкновенно, я по целым часам бродил по аллеям совершенно один и на свободе обдумывал свой бесконечный
роман. Я не мог не удивляться, что дачники самое лучшее время дня просыпали самым бессовестным образом. Только раз я встретил Карла Иваныча, который наслаждался природой в одиночестве, как и я. Он находился в периоде выздоровления и поэтому выглядел философски-уныло.
Да… да, и еще раз да!» Основанием для таких гордых мыслей служил мой
роман: вот напишу, и тогда вы узнаете, какой
есть человек Василий Попов…
— Скажите, пожалуйста, как пишут
романы?.. — спрашивала она. — Я люблю читать
романы… Ведь этого нельзя придумать, и где-нибудь все это
было. Я всегда хотела познакомиться с романистом.
Видимо, она не догадывалась, в чем заключается
суть моего будущего
романа, и не узнавала себя в нарисованной мной героине.
Эта встреча отравила мне остальную часть дня, потому что Пепко не хотел отставать от нас со своей дамой и довел свою дерзость до того, что забрался на дачу к Глазковым и выкупил свое вторжение какой-то лестью одной доброй матери без слов. Последняя вообще благоволила к нему и оказывала некоторые знаки внимания. А мне нельзя
было даже переговорить с Александрой Васильевной наедине, чтоб досказать конец моего
романа.
Помню, как мне
было совестно писать: «
Роман в трех частях».
«
Роман девушки в белом платье»
был кончен.
Кстати, вместе с сезоном кончен
был и мой
роман. Получилась «объемистая» рукопись, которую я повез в город вместе с остальным скарбом. Свою работу я тщательно скрывал от Пепки, а он делал вид, что ничего не подозревает. «Федосьины покровы» мне показались особенно мрачными после летнего приволья.
В одно непрекрасное утро я свернул в трубочку свой
роман и отправился к Ивану Иванычу. Та же контора, тот же старичок секретарь и то же стереотипное приглашение зайти за ответом «недельки через две». Я
был уверен в успехе и не волновался особенно. «Недельки» прошли быстро. Ответ я получил лично от самого Ивана Иваныча. Он вынес «объемистую рукопись», по привычке, как купец, взвесил ее на руке и изрек...
— У вас
есть враг… Он передал Ивану Иванычу, что вы где-то говорили, что получаете с него по десяти рублей за каждого убитого человека. Он обиделся, и я его понимаю… Но вы не унывайте, мы устроим ваш
роман где-нибудь в другом месте. Свет не клином сошелся.
— С января
будет издаваться новый журнал «Кошница», материала у них нет, и они с удовольствием напечатают ваш
роман. Только, чур, условие: не следует дешевить.
Как свежую могилу покрывает трава, так жизнь заставляет забывать недавние потери благодаря тем тысячам мелких забот и хлопот, которыми опутан человек. Поговорили о Порфире Порфирыче, пожалели старика — и забыли, уносимые вперед своими маленькими делами, соображениями и расчетами. Так, мне пришлось «устраивать» свой
роман в «Кошнице». Ответ
был получен сравнительно скоро, и Фрей сказал...
Роман принят,
роман печатается не в газете, а в журнале «Кошница», — от этого хоть у кого закружится голова. Домой я вернулся в каком-то тумане и заключил Пепку в свои объятия, — дольше скрываться
было невозможно.
Мне дорого обошлась эта «первая ласточка». Если бы я слушал Фрея и вчинил иск немедленно, то получил бы деньги, как это
было с другими сотрудниками, о чем я узнал позже; но я надеялся на уверения «только редактора» и затянул дело. Потом я получил еще двадцать пять рублей, итого — пятьдесят. Кстати, это — все, что я получил за
роман в семнадцать печатных листов, изданный вдобавок отдельно без моего согласия.
Я с какой-то жадностью перечитывал свой первый
роман, потерпевший фиаско уже в двух редакциях, и невольно пришел к заключению, что ко мне там
были несправедливы.
Подано
было прошение мировому судье, и к делу приобщены три книжки «Кошницы», в которых печатался мой
роман.
Наше недоразумение, вызванное
романом, давно
было забыто.
Помню, что в одном из прочитанных мною в это лето сотни
романов был один чрезвычайно страстный герой с густыми бровями, и мне так захотелось быть похожим на него наружностью (морально я чувствовал себя точно таким, как он), что я, рассматривая свои брови перед зеркалом, вздумал простричь их слегка, чтоб они выросли гуще, но раз, начав стричь, случилось так, что я выстриг в одном месте больше, — надо было подравнивать, и кончилось тем, что я, к ужасу своему, увидел себя в зеркало безбровым и вследствие этого очень некрасивым.
Неточные совпадения
Косушки по три
выпили, //
Поели — и заспорили // Опять: кому жить весело, // Вольготно на Руси? //
Роман кричит: помещику, // Демьян кричит: чиновнику, // Лука кричит: попу; // Купчине толстопузому, — // Кричат братаны Губины, // Иван и Митродор; // Пахом кричит: светлейшему // Вельможному боярину, // Министру государеву, // А Пров кричит: царю!
«Она
была привлекательна на вид, — писалось в этом
романе о героине, — но хотя многие мужчины желали ее ласк, она оставалась холодною и как бы загадочною.
— Вы должны ее любить. Она бредит вами. Вчера она подошла ко мне после скачек и
была в отчаянии, что не застала вас. Она говорит, что вы настоящая героиня
романа и что, если б она
была мужчиною, она бы наделала зa вас тысячу глупостей. Стремов ей говорит, что она и так их делает.
Анна без гостей всё так же занималась собою и очень много занималась чтением — и
романов и серьезных книг, какие
были в моде.
— Я любила его, и он любил меня; но его мать не хотела, и он женился на другой. Он теперь живет недалеко от нас, и я иногда вижу его. Вы не думали, что у меня тоже
был роман? — сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, который, Кити чувствовала, когда-то освещал ее всю.