Неточные совпадения
Она подняла на меня свои кроткие
большие глаза с опухшими от слез веками. Меня охватила какая-то невыразимая
жалость. Мне вдруг захотелось ее обнять, приласкать, наговорить тех слов, от которых делается тепло на душе. Помню, что
больше всего меня подкупала в ней эта детская покорность и беззащитность.
— Впрочем, ничего мне это не составит, если ему и стыдно за меня будет немножко, потому тут всегда
больше жалости, чем стыда, судя по человеку конечно. Ведь он знает, что скорей мне их жалеть, а не им меня.
Я хоть и в русской земле рожден и приучен был не дивиться никаким неожиданностям, но, признаюсь, этот порядок contra jus et fas [Против закона и справедливости (Лат.)] изумил меня, а что гораздо хуже, — он совсем с толку сбивал бедных новокрещенцев и, может быть, еще
большей жалости достойных миссионеров.
Да,
большая жалость. Ничего, работаю, пишу, считаю. Но вот заметили господа сочувствующие, что у меня на руке креп: ах, что такое? У вас опять кого-нибудь на войне убили?
Неточные совпадения
— И главное, что гораздо
больше страха и
жалости, чем удовольствия. Нынче после этого страха во время грозы я понял, как я люблю его.
Но когда его обнажили и мелькнули тоненькие-тоненькие ручки, ножки, шафранные, тоже с пальчиками, и даже с
большим пальцем, отличающимся от других, и когда он увидал, как, точно мягкие пружинки, Лизавета Петровна прижимала эти таращившиеся ручки, заключая их в полотняные одежды, на него нашла такая
жалость к этому существу и такой страх, что она повредит ему, что он удержал ее за руку.
— Да, я его знаю. Я не могла без
жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя
больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она не простит», всё говорит он.
Он ожидал, что сам испытает то же чувство
жалости к утрате любимого брата и ужаса пред смертию, которое он испытал тогда, но только в
большей степени.
— Не то что разочаровался в нем, а в своем чувстве; я ждал
больше. Я ждал, что, как сюрприз, распустится во мне новое приятное чувство. И вдруг вместо этого — гадливость,
жалость…