Неточные совпадения
У Лиодора мелькнула мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему повод и сделал знак Никите выпустить чумбур. Все разом бросились в стороны. Посреди двора остались
лошадь и бродяга. Старик отпустил повод, смело подошел к
лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур, еще раз потрепал и спокойно
пошел вперед, а
лошадь покорно
пошла за ним, точно
за настоящим хозяином. Подведя успокоенного Храпуна к террасе, бродяга проговорил...
Это путешествие чуть не закончилось катастрофой. Старики уже возвращались домой. Дело происходило ночью, недалеко от мельницы Ермилыча.
Лошадь шла шагом, нога
за ногу. Старики дремали, прикорнув в телеге. Вдруг Вахрушка вздрогнул, как строевая
лошадь, заслышавшая трубу.
Магнату пришлось выбраться из города пешком. Извозчиков не было, и
за лошадь с экипажем сейчас не взяли бы горы золота. Важно было уже выбраться из линии огня, а куда — все равно. Когда Стабровские уже были
за чертой города, произошла встреча с бежавшими в город Галактионом, Мышниковым и Штоффом. Произошел горячий обмен новостей. Пани Стабровская, истощившая последний запас сил, заявила, что дальше не может
идти.
Петр Лукич все извинялся и намерен был идти извиняться завтра, но сконфуженный Сафьянос тотчас же, придя домой,
послал за лошадьми и уехал, забыл даже о своем намерении повидаться с Бахаревым.
Неточные совпадения
Левин отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими к кафтанам
за хлебом, чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства
пошел к
лошади. Тут только он понял, что не угадал погоду, и дождь мочил его сено.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел
за повод добрую, сытую
лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками,
пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами,
шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Пред ним, в загибе реки
за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом
за бабами
шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева по убранному уже лугу гремели телеги, и одна
за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады
лошадей тяжелые воза душистого сена.
И опять по обеим сторонам столбового пути
пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся
за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на
лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
— Не понимаете вы меня! — раздражительно крикнула Катерина Ивановна, махнув рукой. — Да и
за что вознаграждать-то? Ведь он сам, пьяный, под
лошадей полез! Каких доходов? От него не доходы, а только мука была. Ведь он, пьяница, все пропивал. Нас обкрадывал да в кабак носил, ихнюю да мою жизнь в кабаке извел! И
слава богу, что помирает! Убытку меньше!