Неточные совпадения
— Родной брат будет Петру-то Елисеичу… — шепнула на ухо Катре слабая на язык Домнушка. — Лет, поди,
с десять не видались, а теперь вот пришел. Насчет
воли допытаться пришел, — прибавила она, оглядываясь. — Эти долгоспинники хитрящие… Ничего спроста у них не делается. Настоящие выворотни!
— Отчего же ты мне прямо не сказал, что у вас Мосей смутьянит? — накинулся Петр Елисеич и даже покраснел. — Толкуешь-толкуешь тут, а о главном молчишь… Удивительные, право, люди: все
с подходцем нужно сделать, выведать, перехитрить. И совершенно напрасно… Что вам говорил Мосей про
волю?
В действительности же этого не было: заводские рабочие хотя и ждали
воли с часу на час, но в них теперь говорила жестокая заводская муштра, те рабьи инстинкты, которые искореняются только годами.
— А, это ты! — обрадовался Петр Елисеич, когда на обратном пути
с фабрики из ночной мглы выступила фигура брата Егора. — Вот что, Егор, поспевай сегодня же ночью домой на Самосадку и объяви всем пристанским, что завтра будут читать манифест о
воле. Я уж хотел нарочного посылать… Так и скажи, что исправник приехал.
С отъездом Луки Назарыча весь Ключевской завод вздохнул свободнее, особенно господский дом, контора и фабрика. Конечно,
волю объявили, — отлично, а все-таки кто его знает… Груздев отвел Петра Елисеича в кабинет и там допрашивал...
— Однова она, воля-то наша, прилетела… — говорил Рачитель, возвращаясь
с полуштофом. — Вон как народ поворачивает
с радости: скоро новую бочку починать… Агап, а батька своего видел? Тоже в кабак прибрел, вместе
с старым Ковальчуком… Загуляли старики.
— Окулко, возьмите меня
с собой козаковать? — приставал к разбойнику Терешка-казак, не понимавший, что делает. — Я верхом поеду… Теперь, брат, всем
воля: не тронь!
— А наши-то тулянки чего придумали, — трещала участливо Домнушка. —
С ног сбились, всё про свой хлеб толкуют. И всё старухи…
С заводу хотят уезжать куда-то в орду, где земля дешевая. Право… У самих зубов нет, а своего хлеба захотели, старые… И хохлушек туда же подманивают, а доведись до дела, так на снохах и поедут. Удумали!..
Воля вышла, вот все и зашевелились: кто куда, — объясняла Домнушка. — Старики-то так и поднялись, особенно в нашем Туляцком конце.
Вон там еще желтеют ветреницы — это первые весенние цветы на Урале,
с тонким ароматом и меланхолическою окраской. Странная эта детская память: Нюрочка забыла молебен на площади, когда объявляли
волю, а эту поездку на Самосадку запомнила хорошо и, главным образом, дорогу туда. Стоило закрыть глаза, как отчетливо представлялся Никитич
с сапогами за спиной, улыбавшийся Тишка, телега
с брательниками Гущиными, которых Семка назвал телятами, первые весенние цветы.
— Как матушка прикажет: ее
воля, — покорно ответил Егор и переглянулся
с женой.
— Куды ни пошевелись, все купляй… Вот какая наша земля, да и та не наша, а господская. Теперь опять так сказать: опять мы в куренную работу
с волею-то своей али на фабрику…
Тогда она говорила
с ней суровым тоном, и Аграфена глотала слезы, инстинктивно подчиняясь чужой
воле.
— Сама матушка Василиса Корниловна пожелала, —
с обычным смирением отвечала Таисья. — Ее
воля, Петр Елисеич, голубчик.
С «
волей» влилась широкая струя новых условий, и сейчас же начали складываться новые бытовые формы и выступали новые люди, быстро входившие в силу.
Теперь уже все хотели в поход, и старые и молодые; все, с совета всех старшин, куренных, кошевого и
с воли всего запорожского войска, положили идти прямо на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с городов, зажечь пожар по деревням и хлебам, пустить далеко по степи о себе славу.
Лягушка, на лугу увидевши Вола, // Затеяла сама в дородстве с ним сравняться: // Она завистлива была. // И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. // «Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?» // Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» — // «Гляди же, как теперь раздуюсь я широко. // Ну, каково? // Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего». — // «Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела // И кончила моя затейница на том, // Что, не сравнявшись
с Волом, // С натуги лопнула и — околела.
Слева от Самгина сидел Корнев. Он в первую же ночь после ареста простучал Климу, что арестовано четверо эсдеков и одиннадцать эсеров, а затем, почти каждую ночь после поверки, с аккуратностью немца сообщал Климу новости
с воли. По его сведениям выходило, что вся страна единодушно и быстро готовится к решительному натиску на самодержавие.
А у него этого разлада не было. Внутреннею силою он отражал внешние враждебные притоки, а свой огонь горел у него неугасимо, и он не уклоняется, не изменяет гармонии ума с сердцем и
с волей — и совершает свой путь безупречно, все стоит на той высоте умственного и нравственного развития, на которую, пожалуй, поставили его природа и судьба, следовательно, стоит почти бессознательно.
Но Марья Ивановна, которой Алексей Никанорович, кажется, очень много поверял при жизни, вывела меня из затруднения: она написала мне, три недели назад, решительно, чтоб я передал документ именно вам, и что это, кажется (ее выражение), совпадало бы и
с волей Андроникова.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
С восемьсот шестнадцатого был избран на трехлетие по
воле дворянства и продолжал должность до сего времени.
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет
с коня любимого! //
С тех пор, как слух прошел, // Что
воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
Мужик я пьяный, ветреный, // В амбаре крысы
с голоду // Подохли, дом пустехонек, // А не взял бы, свидетель Бог, // Я за такую каторгу // И тысячи рублей, // Когда б не знал доподлинно, // Что я перед последышем // Стою… что он куражится // По
воле по моей…»
Почувствовавши себя на
воле, глуповцы
с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню,
с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Левин стал на ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду, выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною своею
волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней
с робостью, но опять ее улыбка успокоила его.