Цитаты со словом «лука»
Кормить всю дворню было слабостью Домнушки, особенно когда с ней обращались ласково. Погрозив Тишке кулаком, она сейчас же полезла в залавок, где в чашке стояла накрошенная капуста с
луком и квасом.
— Ты и скажи своим пристанским, что волю никто не спрячет и в свое время объявят, как и в других местах. Вот приедет главный управляющий
Лука Назарыч, приедет исправник и объявят… В Мурмосе уж все было и у нас будет, а брат Мосей врет, чтобы его больше водкой поили. Волю объявят, а как и что будет — никто сейчас не знает. Приказчикам обманывать народ тоже не из чего: сами крепостные.
Вся дворня знала, что с «фалетуром» гонял с завода на завод один
Лука Назарыч, главный управляющий, гроза всего заводского населения.
Из первого экипажа грузно вылез сам
Лука Назарыч, толстый седой старик в длиннополом сюртуке и котиковом картузе с прямым козырем; он устало кивнул головой хозяину, но руки не подал.
Опрометью летевшая по двору Катря набежала на «фалетура» и чуть не сшибла его с ног, за что и получила в бок здорового тумака. Она даже не оглянулась на эту любезность, и только голые ноги мелькнули в дверях погреба:
Лука Назарыч первым делом потребовал холодного квасу, своего любимого напитка, с которым ходил даже в баню. Кержак Егор спрятался за дверью конюшни и отсюда наблюдал приехавших гостей: его кержацкое сердце предчувствовало, что начались важные события.
Скуластое характерное лицо с жирным налетом подернуто неприятною гримасой, как у больного, которому предстоит глотать горькое лекарство; густые седые брови сдвинуты; растопыренные жирные пальцы несколько раз переходят от ручки дивана к туго перетянутой шелковою косынкой шее, —
Лука Назарыч сильно не в духе, а еще недавно все трепетали перед его сдвинутыми бровями.
Боже сохрани, если
Лука Назарыч встанет левою ногой, а теперь старик сидит и не знает, что ему делать и с чего начать.
Ходит и папиросы курит, — очень обидно
Луке Назарычу, хотя исправник и раньше курил в его присутствии, а француз всегда валял набитого дурака.
— Нельзя, ангел мой, кровь застоялась… — добродушно оправдывается исправник, зажигая новую папиросу. — Ноги совсем отсидел, да и кашель у меня анафемский,
Лука Назарыч; точно западней запрет в горле, не передохнешь. А табачку хватишь — и полегчает…
Лука Назарыч хотя официально и числился единоверцем, но сильно «прикержачивал» […числился единоверцем, но сильно «прикержачивал».
— Вот что, отец Сергей, — заговорил
Лука Назарыч, не приглашая священника садиться. — Завтра нужно будет молебствие отслужить на площади… чтобы по всей форме. Образа поднять, хоругви, звон во вся, — ну, уж вы там знаете, как и что…
— Что же, можно,
Лука Назарыч…
Несмотря на эти уговоры, о. Сергей с мягкою настойчивостью остался при своем, что заставило
Луку Назарыча посмотреть на попа подозрительно: «Приглашают, а он кочевряжится… Вот еще невидаль какая!» Нюрочка ласково подбежала к батюшке и, прижавшись головой к широкому рукаву его рясы, крепко ухватилась за его руку. Она побаивалась седого сердитого старика.
Обед вышел поздний и прошел так же натянуто, как и начался.
Лука Назарыч вздыхал, морщил брови и молчал. На дворе уже спускался быстрый весенний вечер, и в открытую форточку потянуло холодком. Катря внесла зажженные свечи и подставила их под самый нос Луке Назарычу.
Несчастная Катря растерянно смотрела на всех, бледная и жалкая, с раскрытым ртом, что немного развлекло
Луку Назарыча, любившего нагнать страху.
После обеда
Лука Назарыч, против обыкновения, не лег спать, а отправился прямо на фабрику. Петр Елисеич торопливо накинул на худые плечи свою суконную шинель серостального цвета с широким краганом [Краган — накидной меховой воротник.] и по обычаю готов был сопутствовать владыке.
Сидевшие на лавочке рабочие знали, что опасность грозит именно с этой лестницы, но узнали
Луку Назарыча только тогда, когда он уже прошел мимо них и завернул за угол формовочной.
Ключевской завод славился своим полосовым кричным железом, и
Лука Назарыч невольно остановился, чтобы полюбоваться артистическою работой ключевских кричных мастеров.
Молота стучали, рабочие двигались, как тени, не смея дохнуть, а
Лука Назарыч все стоял и смотрел, не имея сил оторваться. Заметив остававшихся без шапок дозорного и плотинного, он махнул им рукой и тихо проговорил...
При входе в этот корпус
Луку Назарыча уже встречал заводский надзиратель Подседельников, держа снятую фуражку наотлет. Его круглое розовое лицо так и застыло от умиления, а круглые темные глаза ловили каждое движение патрона. Когда рассылка сообщил ему, что Лука Назарыч ходит по фабрике, Подседельников обежал все корпуса кругом, чтобы встретить начальство при исполнении обязанностей. Рядом с ним вытянулся в струнку старик уставщик, — плотинного и уставщика рабочие звали «сестрами».
— Не нужно! — махнул на них рукой
Лука Назарыч и медленно прошел прямо к обжимочному молоту, у которого знаменитый обжимочный мастер Пимка Соболев ворочал семипудовую крицу.
Крут был
Лука Назарыч, и его боялись хуже огня.
А
Лука Назарыч медленно шел дальше и окидывал хозяйским взглядом все. В одном месте он было остановился и, нахмурив брови, посмотрел на мастера в кожаной защитке и прядениках: лежавшая на полу, только что прокатанная железная полоса была с отщепиной… У несчастного мастера екнуло сердце, но Лука Назарыч только махнул рукой, повернулся и пошел дальше.
Листовое кровельное железо составляло главный предмет заводского производства, и
Лука Назарыч особенно следил за ним, как и за кричным: это было старинное кондовое дело, возникшее здесь с основания фабрики и составлявшее славу Мурмосских заводов.
Обогнув механическую,
Лука Назарыч в нерешительности остановился перед листокатальной, — его и тянуло туда, и точно он боялся чего.
Выбравшись на плотину,
Лука Назарыч остановился перевести дух, а потом прошел к запорам.
В этот момент чья-то рука ударила старика по плечу, и над его ухом раздался сумасшедший хохот: это был дурачок Терешка, подкравшийся к
Луке Назарычу босыми ногами совершенно незаметно.
Лука Назарыч, опомнившись, торопливо зашагал по плотине к господскому дому, а Терешка провожал его своим сумасшедшим хохотом. На небе показался молодой месяц; со стороны пруда тянуло сыростью. Господский дом был ярко освещен, как и сарайная, где все окна были открыты настежь. Придя домой, Лука Назарыч отказался от ужина и заперся в комнате Сидора Карпыча, которую кое-как успели прибрать для него.
В десять часов в господском доме было совершенно темно, а прислуга ходила на цыпочках, не смея дохнуть. Огонь светился только в кухне у Домнушки и в сарайной, где секретарь Овсянников и исправник Чермаченко истребляли ужин, приготовленный
Луке Назарычу.
Как стемнелось, кержак Егор все время бродил около господского дома, — ему нужно было увидать Петра Елисеича. Егор видел, как торопливо возвращался с фабрики
Лука Назарыч, убегавший от дурака Терешки, и сам спрятался в караушку сторожа Антипа. Потом Петр Елисеич прошел на фабрику. Пришлось дожидаться его возвращения.
Главный управляющий,
Лука Назарыч, души не чаял в Чебакове и спускал ему многое, за что других служащих разжаловал бы давно в рабочие.
— Нет, каково он разговаривает, а? — удивлялся Палач, оглядываясь кругом. — Вот ужо
Лука Назарыч покажет ему человеческое достоинство…
— Ничего, не мытьем, так катаньем можно донять, — поддерживал Овсянников своего приятеля Чебакова. — Ведь как расхорохорился, проклятый француз!.. Велика корысть, что завтра все вольные будем: тот же
Лука Назарыч возьмет да со службы и прогонит… Кому воля, а кому и хуже неволи придется.
Караульный Антип ходил вокруг господского дома и с особенным усердием колотил в чугунную доску: нельзя, «служба требует порядок», а пусть
Лука Назарыч послушает, как на Ключевском сторожа в доску звонят. Небойсь на Мурмосе сторожа харчистые, подолгу спать любят. Антип был человек самолюбивый. Чтобы не задремать, Антип думал вслух...
—
Лука Назарыч здесь… — едва мог проговорить Антип, напрасно стараясь освободиться из медвежьей лапы Груздева. — Он в дому, а гости в сарайной.
Он по старой мужицкой привычке провел всею ладонью по своему широкому бородатому лицу с плутоватыми темными глазками, тряхнул головой и весело подумал: «А мы чем хуже других?» С заводскою администрацией Груздев сильно дружил и с управителями был за панибрата, но
Луки Назарыча побаивался старым рабьим страхом.
В другое время он не посмел бы въехать во двор господского дома и разбудить «самого», но теперь было все равно: сегодня
Лука Назарыч велик, а завтра неизвестно, что будет.
— Нет, Самойло Евтихыч славный… — сонно проговорила Домнушка и, встряхнувшись, как курица, принялась за свою работу: квашня поспела, надо печку топить, потом коров отпустить в пасево, а там пора «хлеб творить», «мягки [Мягки — пироги, калачи.] катать» и к завтраку какую-нибудь постряпеньку
Луке Назарычу налаживать.
Трудно, пожалуй, будет старичку, то есть
Луке Назарычу.
Прибежавший Тишка шепотом объявил, что
Лука Назарыч проснулся и требует к себе Овсянникова. Последний не допил блюдечка, торопливо застегнул на ходу сюртук и разбитою походкой, как опоенная лошадь, пошел за казачком.
— Глиста!.. — проговорил Груздев вслед Овсянникову. — Таким бы людям и на свет лучше не родиться. Наверное, лежал и подслушивал, что мы тут калякали с тобой, Иван Семеныч, потом в уши
Луке Назарычу и надует.
Лука Назарыч еще не выходил из своей комнаты, а гости и свои служащие ждали его появления в гостиной и переговаривались сдержанным шепотом.
Наконец, показался и
Лука Назарыч, грузно уселся в экипаж и вместе с исправником, нарядившимся в мундир и белые перчатки, отправился в церковь.
Лука Назарыч стоял впереди всех, сумрачный и желтый.
Сергей обернулся лицом к
Луке Назарычу, вынул из-под ризы свернутую вчетверо бумагу, развернул ее своими белыми руками и внятно начал читать манифест: «Осени себя крестным знамением, русский народ…» Глубокая тишина воцарилась кругом.
Сейчас после молебна
Лука Назарыч отправился в Мурмос.
С отъездом
Луки Назарыча весь Ключевской завод вздохнул свободнее, особенно господский дом, контора и фабрика. Конечно, волю объявили, — отлично, а все-таки кто его знает… Груздев отвел Петра Елисеича в кабинет и там допрашивал...
А потом Сидор Карпыч нагрубил
Луке Назарычу, а Лука Назарыч посылает его ко мне.
После веселого обеда весь господский дом спал до вечернего чая. Все так устали, что на два часа дом точно вымер. В сарайной отдыхали Груздев и Овсянников, в комнате
Луки Назарыча почивал исправник Иван Семеныч, а Петр Елисеич прилег в своем кабинете. Домнушка тоже прикорнула у себя в кухне. Бодрствовали только дети.
В другое время Нюрочка не посмела бы обратиться к сердитому и недовольному секретарю
Луки Назарыча, но сейчас на нее накатился шаловливый стих.
Неточные совпадения
— Ну, это еще старуха надвое сказала, Иван Семеныч. В глупой копейке толку мало, а умная любит, чтобы ее умненько и брали… Ну что, как Лука-то Назарыч?
У Луки-то Назарыча и со служащими короткий был разговор: «В гору!» Да…
— Зачем так скоро угнал Лука-то Назарыч? Даже в горницы не зашел…
Цитаты из русской классики со словом «лука»
Ассоциации к слову «лука»
Предложения со словом «лук»
- Пока картофель варится, головку репчатого лука мелко нарезать и спассеровать на сливочном масле.
- Зелёный лук очистите, вымойте и крупно нарубите, добавьте мелко нарезанные солёные огурцы.
- Русский задумчиво потрогал переднюю луку седла, заднюю, погладил тебеньки, недоверчиво попробовал на прочность стремена.
- (все предложения)
Значение слова «лука»
ЛУКА́, -и́, мн. лу́ки, ж. 1. Дугообразный поворот реки, а также мыс, огибаемый рекой. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ЛУКА
Дополнительно