Неточные совпадения
Матрешке в экстренных случаях
не нужно было повторять приказаний, — она, по
одному мановению руки, с быстротой пушечного ядра летела хоть на край света.
— Отчего же он
не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое счастье этим богачам: своих денег
не знают куда девать, а тут, как снег на голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут разделить между ними
одного жениха!..
Это вполне современное явление никому
не резало глаз, а подводилось под разряд тех фактов, которые правы уже по
одному тому, что они существуют.
Верочка начала выгружать весь запас собранных ею наблюдений, постоянно путаясь, повторяла
одно и то же несколько раз. Надежда Васильевна с безмолвным сожалением смотрела на эту горячую сцену и
не знала, что ей делать и куда деваться.
Верочка тут же толклась в
одной юбке,
не зная, какому из своих платьев отдать предпочтение, пока
не остановилась на розовом барежевом.
Только
один человек во всем доме
не принимал никакого участия в этом переполохе.
Вернувшись домой только в шесть часов утра, «еле можаху», он,
не раздеваясь, растянулся на старом клеенчатом диване и теперь лежал в расстегнутой куцей визитке табачного цвета, в смятых панталонах и в
одном сапоге.
Он часто говаривал, что лучше в
одной рубашке останется, а с бритоусами да табашниками из
одной чашки есть
не будет.
Дело кончилось тем, что Верочка, вся красная, как пион, наклонилась над самой тарелкой; кажется, еще
одна капелька, и девушка раскатилась бы таким здоровым молодым смехом, какого стены бахаревского дома
не слыхали со дня своего основания.
— Василий Назарыч, ведь со времени казенной опеки над заводами прошло почти десять лет… Несмотря ни на какие хлопоты, я
не мог даже узнать, существует ли такой отчет где-нибудь. Обращался в контроль, в горный департамент, в дворянскую опеку, везде
один ответ: «Ничего
не знаем… Справьтесь где-нибудь в другом месте».
Я надеялся, что когда заводы будут под казенной опекой, — они если
не поправятся, то
не будут приносить дефицита, а между тем Масман в
один год нахлопал на заводы новый миллионный долг.
Верочке давно хотелось принять участие в этой беседе, но она
одна не решалась проникнуть в гостиную и вошла туда только за спиной Надежды Васильевны и сейчас же спряталась за стул Марьи Степановны.
— А вот сейчас… В нашем доме является миллионер Привалов; я по необходимости знакомлюсь с ним и по мере этого знакомства открываю в нем самые удивительные таланты, качества и добродетели.
Одним словом, я кончаю тем, что начинаю думать: «А ведь
не дурно быть madame Приваловой!» Ведь тысячи девушек сделали бы на моем месте именно так…
— Нет, постой. Это еще только
одна половина мысли. Представь себе, что никакого миллионера Привалова никогда
не существовало на свете, а существует миллионер Сидоров, который является к нам в дом и в котором я открываю существо, обремененное всеми человеческими достоинствами, а потом начинаю думать: «А ведь
не дурно быть madame Сидоровой!» Отсюда можно вывести только такое заключение, что дело совсем
не в том, кто явится к нам в дом, а в том, что я невеста и в качестве таковой должна кончить замужеством.
Шестилетний мальчик
не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него
не было сыновей, была только
одна дочь Варвара, выданная за Привалова.
Мы уже сказали, что у Гуляева была всего
одна дочь Варвара, которую он любил и
не любил в
одно и то же время, потому что это была дочь, тогда как упрямому старику нужен был сын.
Конечно, эта замысловатая операция
не могла быть выполнена
одним Сашкой, а он действовал при помощи горного исправника и иных.
Одного только
не удалось сделать Сашке, — это захватить гуляевские капиталы, которые шли в часть старшего из наследников.
Собственно говоря, такое разделение существовало только для
одной Марьи Степановны, которая уже в течение десяти лет
не переступала порога половины мужа.
Дело в том, что Константин Бахарев был упрям
не менее отца, а известно, что двум медведям плохо жить в
одной берлоге.
Нашлись, конечно, сейчас же такие люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь слышали собственными ушами; другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить, что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения совести на самых достоверных людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда
не согласятся лгать и придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только
одну правду.
— Вы очень кстати приехали к нам в Узел, — говорил Веревкин, тяжело опускаясь в
одно из кресел, которое только
не застонало под этим восьмипудовым бременем. Он несколько раз обвел глазами комнату, что-то отыскивая, и потом прибавил: — У меня сегодня ужасная жажда…
— Гм… Видите ли, Сергей Александрыч, я приехал к вам, собственно, по делу, — начал Веревкин,
не спуская глаз с Привалова. — Но прежде позвольте
один вопрос… У вас
не заходила речь обо мне, то есть старик Бахарев ничего вам
не говорил о моей особе?
— Нет, для вас радость
не велика, а вот вы сначала посоветуйтесь с Константином Васильичем, — что он скажет вам, а я подожду. Дело очень важное, и вы
не знаете меня. А пока я познакомлю вас, с кем нам придется иметь дело…
Один из ваших опекунов, именно Половодов, приходится мне beau fr####re'ом, [зятем (фр.).] но это пустяки… Мы подтянем и его. Знаете русскую пословицу: хлебцем вместе, а табачком врозь.
— Как тертый калач могу вам дать
один золотой совет: никогда
не обращайте внимания на то, что говорят здесь про людей за спиной.
Только
одно в разговоре с Веревкиным
не понравилось Привалову, именно то, что Веревкин вскользь как будто желал намекнуть на зависимость Привалова от Константина Васильича.
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать…
не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли;
не то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с голоду
не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и еще проживешь десять лет — нового ничего
не увидишь
Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
— Если бы я отдал землю башкирам, тогда чем бы заплатил мастеровым, которые работали на заводах полтораста лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы
не обидеть тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться с своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь
не могу вам сказать, но только скажу
одно, — именно, что ни
одной копейки
не возьму лично себе…
Таким образом получилась в результате прескверная история: семья росла и увеличивалась, а
одними надеждами Ивана Яковлича и французским языком Агриппины Филипьевны
не проживешь.
Один счастливый случай выручил
не только Агриппину, но и весь букет рижских сестриц.
Эти сестрицы выписали из Риги остальных четырех, из которых
одна вышла за директора гимназии, другая за доктора, третья за механика, а четвертая,
не пожелавшая за преклонными летами связывать себя узами Гименея, получила место начальницы узловской женской гимназии.
Но и этот, несомненно, очень ловкий modus vivendi [образ жизни (фр.).] мог иметь свой естественный и скорый конец, если бы Агриппина Филипьевна, с
одной стороны,
не выдала своей старшей дочери за директора узловско-моховского банка Половодова, а с другой — если бы ее первенец как раз к этому времени
не сделался
одним из лучших адвокатов в Узле.
Когда Nicolas выбросили из гимназии за крупный скандал, Агриппина Филипьевна и тогда
не сказала ему в упрек ни
одного слова, а собрала последние крохи и на них отправила своего любимца в Петербург.
Агриппина Филипьевна никогда и ничего
не требовала от своего божка, кроме того, чтобы этот божок непременно жил под
одной с ней кровлей, под ее крылышком.
В течение трех дней у Привалова из головы
не выходила
одна мысль, мысль о том, что Надя уехала на Шатровские заводы.
Одет он был в длинный английского покроя сюртук; на
одной руке оставалась
не снятой палевая новенькая перчатка.
— Ну, папахен, ты как раз попал
не в линию; у меня на текущем счету всего
один трехрублевый билет… Возьми, пригодится на извозчика.
Дядюшка Оскар Филипыч принадлежал к тому типу молодящихся старичков, которые постоянно улыбаются самым сладким образом, ходят маленькими шажками, в качестве старых холостяков любят дамское общество и непременно имеют какую-нибудь странность:
один боится мышей, другой
не выносит каких-нибудь духов, третий целую жизнь подбирает коллекцию тросточек разных исторических эпох и т. д.
Публика, собравшаяся в гостиной Агриппины Филипьевны, так и
не узнала, что сделала «
одна очень почтенная дама», потому что рассказ дядюшки был прерван каким-то шумом и сильной возней в передней. Привалов расслышал голос Хионии Алексеевны, прерываемый чьим-то хриплым голосом.
— Зарываться
не буду и непременно выиграю. Ты только
одно пойми: ирбитские купцы… Ведь такого случая
не скоро дождешься!.. Да мы с Ломтевым так их острижем…
Иван Яковлич ничего
не отвечал на это нравоучение и небрежно сунул деньги в боковой карман вместе с шелковым носовым платком. Через десять минут эти почтенные люди вернулись в гостиную как ни в чем
не бывало. Алла подала Лепешкину стакан квасу прямо из рук, причем
один рукав сбился и открыл белую, как слоновая кость, руку по самый локоть с розовыми ямочками, хитрый старик только прищурил свои узкие, заплывшие глаза и проговорил, принимая стакан...
На прощанье Агриппина Филипьевна даже с некоторой грустью дала заметить Привалову, что она, бедная провинциалка, конечно,
не рассчитывает на следующий визит дорогого гостя, тем более что и в этот успела наскучить, вероятно, до последней степени; она, конечно,
не смеет даже предложить столичному гостю завернуть как-нибудь на
один из ее четвергов.
Когда дверь затворилась за Приваловым и Nicolas, в гостиной Агриппины Филипьевны несколько секунд стояло гробовое молчание. Все думали об
одном и том же — о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего
не осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем могли остаться следы приваловских миллионов.
Над дверями столовой было вырезано неизменной славянской вязью: «
Не красна изба углами, а красна пирогами», на
одном поставце красовались слова: «И курица пьет».
«Вот так едят! — еще раз подумал Привалов, чувствуя, как решительно был
не в состоянии проглотить больше ни
одного куска. — Да это с ума можно сойти…»
— Так и знал, так и знал! — заговорил Веревкин, оставляя какую-то кость. —
Не выдержало сердечко? Ах, эти дамы, эти дамы, — это такая тонкая материя! Вы, Сергей Александрыч, приготовляйтесь: «Sophie Ляховская — красавица, Sophie Ляховская — богатая невеста». Только и свету в окне, что Sophie Ляховская, а по мне так, право, хоть совсем
не будь ее: этакая жиденькая, субтильная…
Одним словом — жидель!
Правда, иногда Антонида Ивановна думала о том, что хорошо бы иметь девочку и мальчика или двух девочек и мальчика, которых можно было бы одевать по последней картинке и вывозить в своей коляске, но это желание так и оставалось
одним желанием, — детей у Половодовых
не было.
— Да, но все-таки
один в поле
не воин… Вы только дайте мне честное слово, что если мой план вам понравится — барыши пополам. Да, впрочем, вы и сами увидите, что без меня трудно будет обойтись, потому что в план входит несколько очень тонких махинаций.
— Но можно устроить так, что вы в
одно и то же время освободитесь от Ляховского и ни на волос
не будете зависеть от наследников… Да.
— Позвольте… Главное заключается в том, что
не нужно терять дорогого времени, а потом действовать зараз и здесь и там.
Одним словом, устроить некоторый дуэт, и все пойдет как по нотам… Если бы Сергей Привалов захотел, он давно освободился бы от опеки с обязательством выплатить государственный долг по заводам в известное число лет. Но он этого
не захотел сам…