— Митюхе (так презрительно назвал мужик дворника), Константин Дмитрич, как не выручить! Этот нажмет, да свое выберет. Он хрестьянина не пожалеет. А дядя Фоканыч (так он звал старика Платона) разве станет
драть шкуру с человека? Где в долг, где и спустит. Ан и не доберет. Тоже человеком.
— А если бы у меня родители были богатые, я бы, может, был бы теперь генералом, — продолжал старик. — Может, был бы много умнее вас. Вы бы передо мною во фронт стояли… Почему так, позвольте узнать?.. Сколько с меня полагается
драть шкур?
Неточные совпадения
— Разве мужик может верить им? Видел ты когда-нибудь с их стороны заботу об нас? Одна у них забота —
шкуру драть с мужика. Какую выгоду себе получил? Нам от них — нет выгоды, есть только убыток силы.
— Нельзя нашему брату, Василий Карлыч, — заговорил остроносый худой старик. — Ты говоришь, зачем лошадь пустил в хлеб, а кто ее пускал: я день-деньской, а день — что год, намахался косой, либо что заснул в ночном, а она у тебя в овсах, а ты с меня
шкуру дерешь.
С татарина поганого кто же станет спрашивать, Григорий Васильевич, хотя бы и в небесах, за то, что он не христианином родился, и кто же станет его за это наказывать, рассуждая, что с одного вола двух
шкур не
дерут.
— Не знаю, вы лучше знаете. Мы в помадной каменной банке зажгли, славно горел, весь сгорел, самая маленькая сажа осталась. Но ведь это только мякоть, а если протереть через
шкуру… А впрочем, вы лучше знаете, я не знаю… А Булкина отец
выдрал за наш порох, ты слышал? — обратился он вдруг к Илюше.
— А ты не больно того… — огрызался он из своей засады. — Слава богу, не казенное время, чтобы с живого человека три
шкуры драть! Да…