Неточные совпадения
— Так, так… Конечно, бывают случаи, Татьяна Власьевна, — мягко соглашался о. Крискент, расправляя свою бородку веером. — Человек предполагает —
Бог располагает. Это уж не от нас, а свыше. Мы с своей стороны должны претерпевать и претерпевать…
Как сказал апостол: «Претерпевый до конца, той спасен будет…» Именно!
— Слава
богу, отец Крискент, слава
богу… Скромная да тихая, воды не замутит, только, кажется, ленивенькая, Христос с ней, Богородица… Ну, да обойдется помаленьку. Ариша, та уж очень бойка была, а тоже уходилась,
как Степушку
Бог послал.
— Слава
богу, слава
богу… — повторял о. Крискент,
как эхо.
— А бабушка-то?.. Да она тебе все глаза выцарапает, а меня на поклоны поставит. Вот тебе и на саночках прокатиться… Уж и жисть только наша! Вот Феня Пятова хоть на ярмарку съездила в Ирбит, а мы все сиди да посиди… Только ведь нашему брату и погулять что в девках; а тут вот погуляй,
как цепная собака. Хоть бы ты меня увез, Алешка, что ли… Ей-богу! Устроили бы свадьбу-самокрутку, и вся тут. В Шабалинских скитах старики кого угодно сводом свенчают.
Уж кому бы ближе,
как не им, покучиться с деньгами, ведь не чужие, слава
богу…
Марфа Петровна видела,
как приехала Алена Евстратьевна, и все поняла без объяснений: случай вышел не в руку; ну да все под
Богом ходим, не век же будет жить в Белоглинском эта гордячка.
— Да и гости такие, что нам носу нельзя показать, и баушка запирает нас всех на ключ в свою комнату. Вот тебе и гости… Недавно Порфир Порфирыч был с каким-то горным инженером, ну, пили, конечно, а потом
как инженер-то принялся по всем комнатам на руках ходить!.. Чистой театр… Ей-богу! Потом какого-то адвоката привозили из городу, тоже Порфир Порфирыч, так тово уж прямо на руках вынесли из повозки, да и после добудиться не могли: так сонного и уволокли опять в повозку.
— А я, мамынька, другое на уме держу! Пазухиных хаять не хочу; а для Нюши почище жениха сыщем. Не оборыши, слава
богу,
какие и не браковку замуж отдаем… Не по себе дерево Пазухины выбрали, мамынька, прямо сказать.
— Пш-ш… Что ты, милушка,
какие ты слова разговариваешь… Ежели все бабы от мужей побегут, тогда уж распоследнее дело… Мы невесток, слава
богу, не обижаем,
как сыр в масле катаются.
— Перестань врать-то… Чего тебе чуять-то? Слава
богу, что так все устроилось, будет старикам-то вздорить. Мне отца Крискента страсть
как жалко тогда было, когда тятенька его обидел…
А то
бог знает что у вас в семье делается; невесткам-то небось весело глядеть,
как вы волками друг на дружку глядите, да и бабушке Татьяне тоже.
— Вот и проговорилась… Любая пойдет, да еще с радостью, а Гордей Евстратыч никого не возьмет, потому что все эти любые-то на его золото будут льститься. А тебя-то он сызмальства знает, знает, что не за золото замуж будешь выходить… Добрая, говорит, Феня-то,
как ангел, ей-богу…
— Может, ты сумлеваешься насчет тятеньки? — спрашивал Гордей Евстратыч, стараясь по-своему объяснить раздумье Фени. — Так он не пойдет супротив нас… Мы с ним старинные друзья-приятели… Эх, Феня, Феня!.. За одно твое словечко, всего за одно, да я бы, кажется, весь Белоглинский завод вверх ногами повернул… Ей-богу… Птичьего молока добуду, только скажи… а?.. А уж
как бы я тебя баловал да миловал… Э-эх!..
— Уж так у них устроено, так устроено… — докладывала Маланья подозрительно слушавшей ее речи Татьяне Власьевне. — И сказать вам не умею
как!.. Вроде
как в церкви… Ей-богу! И дух у них с собой привезен. Своим глазом видела: каждое утро темная-то копейка возьмет какую-то штуку, надо полагать из золота, положит в нее угольков, а потом и поливает какою-то мазью. А от мази такой дух идет, точно от росного ладана. И все-то у них есть, и все дорогое… Ровно и флигелек-то не наш!..
— Давно я хочу, Владимир Петрович, спросить вас, да все как-то не смею… — нерешительно проговорила однажды Татьяна Власьевна. — Сдается мне, что
как будто вы раньше к старой вере были привержены… Ей-богу! Уж очень вы хозяйство всякое произошли… В Москве есть такие купцы на Рогожском!.. Извините уж на простом слове…
— Ну, бабушка Татьяна, говорите: слава
Богу! Все устроил… Завтра с Гордеем Евстратычем вместе поедем сначала к Колобовым, а потом к Савиным. Матрена Ильинишна кланяется вам и Агнея Герасимовна тоже… Старушки чуть меня не расцеловали и сейчас же к вам приедут,
как мы съездим к ним с визитом.
И-идет старец по-о-о до-ро-о-оге-е!..
Черноризец до по широ-о-окой!..
Навстречу ему сам Господь
Бог:
«О чем ты, старче, слезно плачешь?
Да и о чем ты возрыдаешь?» —
«
Как мне, старцу, жить да не плакать:
Одолели меня злые мысли...
И то надо сказать, мамынька, — договорила она жалостливо, —
какие теперь ваши достатки: дай
бог одну голову прокормить, да вам одним-то много ли надо!
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать,
какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава
богу!» И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Артемий Филиппович (в сторону). Эка, бездельник,
как расписывает! Дал же
бог такой дар!
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.