Неточные совпадения
Ну, тут я вижу, что он пардону просит, поскорее с него сошел, протер ему глаза, взял за вихор и говорю: «
Стой, собачье мясо, песья снедь!» да как дерну его книзу — он на колени передо мною и пал, и с
той поры такой скромник сделался, что лучше требовать не надо: и садиться давался и ездил, но только скоро издох.
У нас у всякого кучера с форейтором были шестерики, и все разных сортов: вятки, казанки, калмыки, битюцкие, донские — все это были из приводных коней, которые по ярмаркам покупались, а
то, разумеется, больше было своих, заводских, но про этих говорить не
стоит, потому что заводские кони смирные и ни сильного характера, ни фантазии веселой не имеют, а вот эти дикари, это ужасные были звери.
Мы этих офицерских кофишенками звали, потому что на них нет никакого удовольствия ехать, так как на них офицеры даже могут сидеть, а
те были просто зверь, аспид и василиск, все вместе: морды эти одни чего
стоили, или оскал, либо ножищи, или гривье… ну
то есть, просто сказать, ужасть!
Отодрали меня ужасно жестоко, даже подняться я не мог, и к отцу на рогоже снесли, но это бы мне ничего, а вот последнее осуждение, чтобы
стоять на коленях да камешки бить… это уже домучило меня до
того, что я думал-думал, как себе помочь, и решился с своею жизнью покончить.
Я подумал-подумал, что тут делать: дома завтра и послезавтра опять все
то же самое,
стой на дорожке на коленях, да тюп да тюп молоточком камешки бей, а у меня от этого рукомесла уже на коленках наросты пошли и в ушах одно слышание было, как надо мною все насмехаются, что осудил меня вражий немец за кошкин хвост целую гору камня перемусорить.
Я эти слова слушаю, а сам смотрю, что в
то самое время один татарчонок пригонил перед этого хана небольшую белую кобылку и что-то залопотал; а
тот встал, взял кнут на длинном кнутовище и стал прямо против кобылицыной головы и кнут ей ко лбу вытянул и
стоит.
Я от этого стал уклоняться, потому что их много, а я один, и они меня ни разу не могли попасть одного и вдоволь отколотить, а при мужиках не смели, потому что
те за мою добродетель всегда
стояли за меня.
Осматриваюсь и понимаю, что
стою, прислонясь спиною к какому-то дому, а в нем окна открыты и в середине светло, и оттуда
те разные голоса, и шум, и гитара ноет, а передо мною опять мой баринок, и все мне спереди по лицу ладонями машет, а потом по груди руками ведет, против сердца останавливается, напирает, и за персты рук схватит, встряхнет полегонечку, и опять машет, и так трудится, что даже, вижу, он сделался весь в поту.
И вот я допил стакан до дна и стук им об поднос, а она
стоит да дожидается, за что ласкать будет. Я поскорее спустил на
тот конец руку в карман, а в кармане все попадаются четвертаки, да двугривенные, да прочая расхожая мелочь. Мало, думаю; недостойно этим одарить такую язвинку, и перед другими стыдно будет! А господа, слышу, не больно тихо цыгану говорят...
А я
стою, не трогаюсь, потому что не знаю, наяву или во сне я все это над собою вижу, и полагаю, что я все еще на конике до краю не достиг; а наместо
того, как денщик принес огонь, я вижу, что я на полу
стою, мордой в хозяйскую горку с хрусталем запрыгнул и поколотил все…
Вот я
стою под камнями и тяну канат, и перетянул его, и мосток справили, и вдруг наши сюда уже идут, а я все
стою и как сам из себя изъят, ничего не понимаю, потому что думаю: видел ли кто-нибудь
то, что я видел?
И сделали-с меня за храбрость офицером, но только как я все на своей истине
стоял, чтобы открыть свою запрошедшую жизнь,
то чтобы от этого мне больше беспокойства не иметь, пустили меня с Георгием в отставку.
Особенно из сенатских приказных, которые в этом опытные и дружные: всё за своих
стоят, а которые попадутся военные, они
тем ужасно докучают, и всё это продолжительно начнут бить перед всей публикой с полдня, как только полицейский флаг поднимается, и бьют до самой до ночи, и все, всякий, чтобы публику утешить, норовит громче хлопнуть.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них
стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича:
Неточные совпадения
А вы —
стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то, мол, барин сердится.
Стой, еще письмо не готово.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или
стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий. О, черт возьми! нужно еще повторять! как будто оно там и без
того не
стоит.
Анна Андреевна. Послушай: беги к купцу Абдулину…
постой, я дам тебе записочку (садится к столу, пишет записку и между
тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.