Неточные совпадения
И насилу его высокопреосвященство добились, что он повинился: «Виноват, — говорит, — в одном, что сам, слабость душевную имея и
от отчаяния думая, что лучше жизни себя лишить, я всегда на святой проскомидии за без покаяния скончавшихся и
руки на ся наложивших молюсь…» Ну, тут владыко и поняли, что то за тени пред ним в видении, как тощие гуси, плыли, и не восхотели радовать тех демонов, что впереди их спешили с губительством, и благословили попика: «Ступай, — изволили сказать, — и к тому не согрешай, а за кого молился — молись», — и опять его на место отправили.
— Я… я очень просто, потому что я к этому
от природы своей особенное дарование получил. Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою
рукою ее со всей силы за ухо да в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в ноздрях вместе с кровью покажется, — она и усмиреет.
Носил он меня, сердечный, носил, а я его порол да порол, так что чем он усерднее носится, тем и я для него еще ревностнее плетью стараюсь, и, наконец, оба мы
от этой работы стали уставать: у меня плечо ломит и
рука не поднимается, да и он, смотрю, уже перестал коситься и язык изо рта вон посунул.
А я на это ловок был, и хоть вожжи
от дышловых, которым надо спускать, в
руках у кучера, но я много умел отцу помогать.
— Как ты эдак смеешь говорить: ты разве не знаешь, что это моя кошка и ее сама графиня ласкала, — да с этим ручкою хвать меня по щеке, а я как сам тоже с детства был скор на
руку, долго не думая, схватил
от дверей грязную метлу, да ее метлою по талии…
На меня напал один барин, огромный-преогромный, больше меня, и прямо всех
от меня отпихнул и схватил меня за обе
руки и поволок за собою: сам меня ведет, а сам других во все стороны кулаками расталкивает и преподло бранится, а у самого на глазах слезы.
— Подлец, подлец, изверг! — и с этим в лицо мне плюнул и ребенка бросил, а уже только эту барыньку увлекает, а она в отчаянии прежалобно вопит и, насильно влекома, за ним хотя следует, но глаза и
руки сюда ко мне и к дите простирает… и вот вижу я и чувствую, как она, точно живая, пополам рвется, половина к нему, половина к дитяти… А в эту самую минуту
от города, вдруг вижу, бегит мой барин, у которого я служу, и уже в
руках пистолет, и он все стреляет из того пистолета да кричит...
Я замолчал и смотрю: господа, которые за кобылицу торговались, уже отступилися
от нее и только глядят, а те два татарина друг дружку отпихивают и всё хана Джангара по
рукам хлопают, а сами за кобылицу держатся и все трясутся да кричат; один кричит...
И точно, глядим, Бакшей еще раз двадцать Чепкуна стеганул и все раз
от разу слабее, да вдруг бряк назад и левую Чепкунву
руку выпустил, а своею правою все еще двигает, как будто бьет, но уже без памяти, совсем в обмороке.
После этого тут они меня, точно, дён несколько держали
руки связавши, — всё боялись, чтобы я себе ран не вредил и щетинку гноем не вывел; а как шкурка зажила, и отпустили: «Теперь, говорят, здравствуй, Иван, теперь уже ты совсем наш приятель и
от нас отсюда никогда не уйдешь».
Ввел ее князь, взял на
руки и посадил, как дитя, с ногами в угол на широкий мягкий диван; одну бархатную подушку ей за спину подсунул, другую — под правый локоток подложил, а ленту
от гитары перекинул через плечо и персты
руки на струны поклал. Потом сел сам на полу у дивана и, голову склонил к ее алому сафьянному башмачку и мне кивает: дескать, садись и ты.
Молоденькая такая девочка, из бедных дворяночек, богиню Фортуну она у нас изображала и этого принца
от моих
рук спасать должна была.
И я ему рукавицы дал, а он мне с колокольни старую церковную дверь принес, на коей Петр-апостол написан, и в
руке у него ключи
от царства небесного.
Проговорив это, очарованный странник как бы вновь ощутил на себе наитие вещательного духа и впал в тихую сосредоточенность, которой никто из собеседников не позволил себе прервать ни одним новым вопросом. Да и о чем было его еще больше расспрашивать? повествования своего минувшего он исповедал со всею откровенностью своей простой души, а провещания его остаются до времени в
руке сокрывающего судьбы свои
от умных и разумных и только иногда открывающего их младенцам.
— А вот другой Дон-Кишот просвещенья: завел школы! Ну, что, например, полезнее человеку, как знанье грамоты? А ведь как распорядился? Ведь ко мне приходят мужики из его деревни. «Что это, говорят, батюшка, такое? сыновья наши совсем
от рук отбились, помогать в работах не хотят, все в писаря хотят, а ведь писарь нужен один». Ведь вот что вышло!