Неточные совпадения
Когда ему было тридцать лет, он участвовал с Егором Бахаревым в похищении у одного соседнего помещика дочери Ольги Сергеевны, с которою потом его барин сочетался браком в
своей полковой церкви, и навсегда забыл услугу, оказанную ему
при этом случае Никитушкою.
— Ну, глуп отец, одним словом, а он умен; тут же
при мне и
при двух сестрах, очень почтенных женщинах, монастыри обругал, назвал нас устрицами, приросшими к
своим раковинам.
— Так, тетенька любят, чтобы она
при них находилась. Адъютантом
своим называют ее.
— Нет, у нее есть
своя полкелья, а только когда в церковь или когда у тетеньки гости бывают, так уж сестра Феоктиста
при них.
Гловацкая отгадала отцовский голос, вскрикнула, бросилась к этой фигуре и, охватив
своими античными руками худую шею отца, плакала на его груди теми слезами, которым, по сказанию нашего народа, ангелы божии радуются на небесах. И ни Помада, ни Лиза, безотчетно остановившиеся в молчании
при этой сцене, не заметили, как к ним колтыхал ускоренным, но не скорым шагом Бахарев. Он не мог ни слова произнесть от удушья и, не добежав пяти шагов до дочери, сделал над собой отчаянное усилие. Он как-то прохрипел...
— Ах, уйди, матушка, уйди бога ради! — нервно вскрикнула Ольга Сергеевна. — Не распускай
при мне этой
своей философии. Ты очень умна, просвещенна, образованна, и я не могу с тобой говорить. Я глупа, а не ты, но у меня есть еще другие дети, для которых нужна моя жизнь. Уйди, прошу тебя.
Зато теперь, встретив Помаду у одинокой Лизы, она нашла, что он как-то будто вышел из
своей всегдашней колеи. Во всех его движениях замечалась
при Лизе какая-то живость и несколько смешная суетливость. Взошел смелой, но тревожной поступью, поздоровался с Женни и сейчас же начал доклад, что он прочел Милля и сделал отметки.
— Что это, матушка! опять за
свои книжечки по ночам берешься? Видно таки хочется ослепнуть, — заворчала на Лизу старуха, окончив
свою долгую вечернюю молитву. — Спать не хочешь, — продолжала она, — так хоть бы подруги-то постыдилась! В кои-то веки она к тебе приехала, а ты
при ней чтением занимаешься.
Мы должны были в последних главах показать ее обстановку для того, чтобы не возвращаться к прошлому и, не рисуя читателю мелких и неинтересных сцен однообразной уездной жизни, выяснить,
при каких декорациях и мотивах спокойная головка Женни доходила до составления себе ясных и совершенно самостоятельных понятий о людях и их деятельности, о себе, о
своих силах, о
своем призвании и обязанностях, налагаемых на нее долгом в действительном размере ее сил.
— Да ведь преступление последний шаг, пятый акт. Явление-то ведь стоит не на
своих ногах, имеет основание не в самом себе, а в другом. Происхождение явлений совершается
при беспрерывном и бесконечном посредстве самобытного элемента, — проговорил Вязмитинов.
Зарницын был шокирован темами докторского рассказа, и всем было неловко выслушивать это
при девицах. Один доктор, увлеченный пылкостью
своей желчной натуры, не обращал на это никакого внимания.
При такой дешевизне, бережливости и ограниченности
своих потребностей Вязмитинов умел жить так, что бедность из него не глядела ни в одну прореху. Он был всегда отлично одет, в квартире у него было чисто и уютно, всегда он мог выписать себе журнал и несколько книг, и даже под случай у него можно было позаимствоваться деньжонками, включительно от трех до двадцати пяти рублей серебром.
Разве отец иногда придет и выкурит возле нее одну из
своих бесчисленных трубок и
при этом о чем-нибудь перемолвится; или няня подойдет да посмотрит на ее работу и что-нибудь расскажет, впрочем, для собственного удовольствия.
Ни Лиза, ни приезжая дама не сочли нужным раскланяться. Дама, усевшись, тотчас опустила
свою голову на руку, а Лиза спокойно взглянула на нее
при ее входе и снова принялась за иголку.
Кроме дьякона и Лизы, все почувствовали себя очень неловко
при входе Зарницына, который в передней успел мимоходом спросить о госте, но, нимало не стесняясь
своей подчиненностью, бойко подошел к Женни, потом пожал руку Лизе и, наконец, изящно и развязно поклонился Сафьяносу.
«Экая все мразь!» — подумала, закусив губы, Лиза и гораздо ласковее взглянула на Розанова, который
при всей
своей распущенности все-таки более всех подходил, в ее понятиях, к человеку.
Ульрих Райнер был теперь гораздо старше, чем
при рождении первого ребенка, и не сумасшествовал. Ребенка
при св. крещении назвали Васильем. Отец звал его Вильгельм-Роберт. Мать, лаская дитя у
своей груди, звала его Васей, а прислуга Вильгельмом Ивановичем, так как Ульрих Райнер в России именовался, для простоты речи, Иваном Ивановичем. Вскоре после похорон первого сына, в декабре 1825 года, Ульрих Райнер решительно объявил, что он ни за что не останется в России и совсем переселится в Швейцарию.
Наступает роковая минута
при Моргартене: цезарские латники сдвинулись, их закованные груди невредимы; Винкельрид бросается вперед… втыкает себе в грудь пук вражеских копий и тем открывает
своим дорогу.
Наступил вечер великого дня, в который Арапов должен был ввести Розанова к
своим людям и
при этом случае показать чужого человека.
— Эх-ма-хма! — протянул, немного помолчав и глубоко вздохнув, Стрепетов. — Какие-то социалисты да клубисты! Бедная ты, наша матушка Русь. С такими опекунами да помощниками не скоро ты
свою муштру отмуштруешь. Ну, а эти мокроногие у вас
при каких же должностях?
Неудачи в это время падали на наших знакомых, как периодические дожди: даже Лобачевский не ушел от них. Главный доктор больницы решительно отказал ему в дозволении устроить
при заведении приватную медицинскую школу для женщин. Сколько Лобачевский его ни убеждал, сколько ни упрашивал, немец стал на
своем — и баста.
Рассказывать о
своем несчастии Полинька не любила и уклонялась от всякого разговора, имеющего что-нибудь общее с ее судьбою. Поэтому, познакомясь с Розановым, она тщательно избегала всякой речи о его положении и не говорила о себе ничего никому, кроме Лизы, да и той сказала только то, что мы слышали, что невольно сорвалось
при первом свидании.
При всей
своей расположенности к Розанову Помада отошел от него далеко в первое же время, ибо в первое же время, чтобы долго не раздумывать, он послал просьбу об отставке.
— Физиология все это объясняет, — говорил Красин
при входе Розанова, — человек одинаково не имеет права насиловать
свой организм. Каждое требование природы совершенно в равной степени заслуживает удовлетворения. Функция, и ничего более.
Полинька стала у окна и, глядя на бледнеющую закатную зорьку, вспомнила
своего буйного пьяного мужа, вспомнила его дикие ругательства, которыми он угощал ее за ее участие; гнев Полиньки исчез
при виде этого смирного, покорного Розанова.
Ассоциация наша, основанная в самых ограниченных размерах, для того чтобы избежать всяких опасностей, возможных
при новизне дела и преследовании его полицией, в течение трех декад, или одного христианского месяца
своего существования, имела, милостивые государи, следующие расходы».
— Господа! — начал он весьма тихо. — Всякое дело сначала должно вести полегоньку. Я очень хорошо понимаю, к совершению чего призвана наша ассоциация, и надеюсь, что
при дружных усилиях мы достигнем
своей цели, но пока не будьте к нам строги, дайте нам осмотреться; дайте нам, как говорят, на голове поправить.
Он, например, не тронул Кусицына, залившего ему сала за шкуру в заседании третьей декады, и не выругал его перед
своими после его отъезда, а так, спустя денька два, начал
при каждом удобном случае представлять его филантропию в жалко смешном виде.
Важно расшаркиваясь и внимательно, с крайнею осторожностью осматриваясь во все стороны, он вступил за Райнером в ДомСогласия. Они застали всех граждан Дома в зале, беседующими о труде. Белоярцев встал
при входе необычайного посетителя и приветствовал его с тонкостью образованного европейца и с любезностью фермера, приготовляющегося удивить посетителя
своим стадом тонкорунных овец.
Красин, сидевший напротив Агаты, был спокоен и курил папироску за папироскою, не сводя
при этом
своих глаз с Агаты.
При этих словах Лиза сорвалась с места и, вынеся из
своей комнаты пятидесятирублевую ассигнацию, сказала...
Через десять минут все было кончено. По поляне метались только перепуганные лошади, потерявшие
своих седоков, да валялись истекавшие кровью трупы. Казаки бросились впогонь за ничтожным остатком погибшего отряда инсургентов; но продолжительное преследование
при такой теми было невозможно.
Силы, еще кое-как державшие ее во время совершаемого Белоярцевым аутодафе и
при сцене с лавочником, оставили ее вовсе, как только она затворилась в
своей комнате.
Пошли обычные
при подобном случае сцены. Люди ставили самовар, бегали, суетились. Евгения Петровна тоже суетилась и летала из кабинета в девичью и из девичьей в кабинет, где переодевался Николай Степанович, собиравшийся тотчас после чая к
своему начальнику.
В первый же день
своего прибытия,
при разговоре об опере «Юдифь», она спросила: в самом ли деле было такое происшествие или это фантазия? и с тех пор не уставала утешать серьезно начитанных гражданок самыми непостижимыми вопросами.