Неточные совпадения
Затем над
одним из них разразилась политическая невзгода, и, по обычаям того
времени, за
одного явились
в ответ все:
одни из Протозановых казнены, другие — биты и разосланы
в разные места.
Большое уже
в это
время состояние их вскоре еще увеличилось самым неожиданным образом: во-первых, к ним перешли по наследству обширные имения
одного дальнего их родственника, некогда ограбившего их предков и не имевшего теперь, помимо деда, никаких других ближайших наследников, а во-вторых,
в старом протозановском лесу за Озерною нашли драгоценный клад: маленькую пушку, набитую жемчугом и монетой и, вероятно, спрятанную кем-то
в землю от разбойников.
Ко всему этому, как я уже сказала, старый дьякон
в это
время, едучи с поля, был оглушен и ослеплен молнией, а сыновьям его еще оставалось быть года по два
в семинарии, и потом Марья Николаевна хотела, чтобы хоть
один из них шел
в академию.
Вся эта эпопея разыгралась еще
в то
время, когда бабушка жила
в Петербурге, но завершилась она браком Марии Николаевны как раз к возвращению княгини
в Протозаново. Ольга Федотовна, узнав как-то случайно Марью Николаевну, отрекомендовала ее
в одной из своих вечерних бесед княгине, а та, имея общую коллекторам страсть к приобретению новых экземпляров, сейчас же пожелала познакомиться с «героиней». (Так она с первого слова назвала Марью Николаевну, выслушав о ней доклад Ольги Федотовны.)
Но охота ему не изменяла, а музыку он вдруг оставил по
одному странному случаю: у бабушки часто гащивал, а
в последнее
время и совсем проживал,
один преоригинальный бедный, рыжий и тощий дворянин Дормидонт Рогожин, имя которого было переделано бабушкою
в Дон-Кихот Рогожин.
В то
время как сборы княгини совсем уже приходили к концу, губернский город посетил новый вельможа тогдашнего
времени — граф Функендорф, незадолго перед тем получивший
в нашей губернии земли и приехавший с тем, чтобы обозреть их и населять свободными крестьянами. Кроме того, у него, по его высокому званию, были какие-то большие полномочия, так что он
в одно и то же
время и хозяйничал и миром правил.
Это совсем другое дело: на них все грядущее рода почиет; они должны все
в своем поле созреть,
один за
одним Протозановы, и у всех пред глазами, на виду, честно свой век пройти, а потом, как снопы пшеницы, оспевшей во
время свое, рядами лечь
в скирдницу…
Доримедонт Васильевич Рогожин, получивший прозвание Дон-Кихота, был чудак, каких и
в тогдашнее
время было мало на свете, а
в наш стереотипный век ни
одного не отыщется.
Гость, опоздавший и приехавший во
время обеда, имел неудовольствие получать все блюда с начала и видеть, как все ради его
одного сидят и ожидают, пока он вступит
в очередь.
Рогожин, по отъезде бабушки, заехал домой и сидел однажды у себя
в сенном чулане и
в одно и то же
время читал какую-то книгу, ел квас со свеклою и бил ложкою по лбам налезавших на него со всех сторон ребят.
В это самое
время пред открытыми дверями его сеней остановилась вскачь прибежавшая лошадь, и с нее спрыгнул посол из Протозанова.
Был
в то
время в Петербурге еще
один кружок с религиозным же настроением
в самом узком смысле: люди этого кружка не имели радений и не обнаруживали прозелитизма, а имели у себя «благодетельницу», к которой ревновали всех.
Но графиня Антонида, долго ждав бабушкиного визита, вдруг возымела побуждение смирить себя пред невежливою родственницей до уничижения. Она прислала к бабушке
одну из своих адъютантш
в карете с просьбою отпустить к ней для свидания княжну Анастасию, или, если ей
в этом будет отказано, то назначить ей
время, когда она сама может приехать повидаться с племянницею.
Российское дворянство
в одно и то же
время и росло, и цвело, собиралось колоситься, и… уже вяло.
В то
время, когда к нему уже кое-кто ездил (больше затем, чтобы занимать деньги) и его кое-где принимали,
один шалун, участвуя
в игре, условиями которой требовалось давать утвердительный ответ на всякий вопрос, был спрошен: знает ли он, где конец света?
Во
время моего отрочества я слыхала похвалы Gigot даже от таких людей, которым, по-видимому, никакого и дела не могло быть до злополучного чужестранца, — Gigot хвалили дворовые и деревенские люди Протозанова, говоря
в одно слово, что он был «добрый и веселый», а дядя, князь Яков Львович, вспоминая свое детство, никогда не забывал вставлять следующее...
Душевные свойства обоих князей
в это
время обозначались уже
в весьма определенных задатках; отец мой, который был
одним годом моложе дяди Якова, первенствовал над старшим братом по превосходству своих дарований, и князь Яков не продал ему права своего первородства ни за какую чечевицу, а уступил ее безмездно как «достойнейшему».
Бабушка не могла уехать из Петербурга
в Протозаново так скоро, как она хотела, — ее удержала болезнь детей. Отец мой, стоя на крыльце при проводах Функендорфов, простудился и заболел корью, которая от него перешла к дяде Якову. Это продержало княгиню
в Петербурге около месяца.
В течение этого
времени она не получала здесь от дочери ни
одного известия, потому что письма по уговору должны были посылаться
в Протозаново. Как только дети выздоровели, княгиня, к величайшему своему удовольствию, тотчас же уехала.
А было
время, и относительно весьма недавнее
время, когда его очень знали и
одни его очень любили, другие им хвастались, третьи его побаивались и не было никого, кто бы его не уважал…
в душе.
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив папа, то и мама с папою часто езжали к Якову Львовичу и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам, и не
одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры и
одна дочь замужем, но с тех пор, как папа умер, все это переменилось, и Яков Львович стал посещать maman
один, а она к нему ездила только
в его городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего
времени, живучи здесь без семьи, которая жила частию
в деревне, а еще более за границей.
В моей памяти сохранился
один случай, который, вероятно, еще у многих был свеж
в памяти во
время моего детства, потому что тогда об этом много говорили.
Неточные совпадения
Стародум.
В одном. Отец мой непрестанно мне твердил
одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое
время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
"Была
в то
время, — так начинает он свое повествование, —
в одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников
в присутствии врага рода человеческого.
Они тем легче могли успеть
в своем намерении, что
в это
время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они
в один день сбросили с раската и утопили
в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Тут только понял Грустилов,
в чем дело, но так как душа его закоснела
в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть
в нее. Он даже заподозрил
в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во
время отпадения глуповцев
в идолопоклонстве
одна осталась верною истинному богу.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло
одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое
время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и
в то же
время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.