Неточные совпадения
Значит, и пошло в обе стороны худо: одни всё причитали к науке, о которой тот наш Марой и помыслу
не знал, а другие заговорили, что над нами-де видимая божия благодать творит дивеса,
каких мы никогда и
не зрели.
Она и приехала; такая-то расфуфыренная, что страх; широкими да долгими своими ометами так и метет и все на те наши заменные образа в лорнетку смотрит и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, который же тут чудотворный ангел?» Мы уже
не знаем,
как ее и отбить от такого разговора...
Страшно она нам
не понравилась, и бог
знает почему: вид у нее был какой-то оттолкновенный, даром что она будто красивою почиталась. Высокая,
знаете, этакая цыбастая, тоненькая,
как сойга, и бровеносная.
—
Знаю, родной мой, — отвечает, — что ты мне вместо сына, ну только я на себя
не надеюсь, чтоб я могла тебе это
как надо высловить, потому что глупа я и бесталанна, а вот погоди — дядя после шабаша придет, он тебе небось все расскажет.
Тем временем подошел и Пимен, и сам,
как жид, то туда, то сюда вертит глазами: видно, сам
не знает, что сказать. А Лука говорит...
Он,
как я вам докладывал, поехал в жидовский город и приехал туда поздно ночью, когда никто о нем
не думал, да прямо все до одной лавки и опечатал, и дал
знать полиции, что завтра утром с ревизией пойдет.
Не знаю уж
какими словами, но только, верю я ему, он начал горячо ротитися и клятися, заверяя наше против такой суммы убожество, но она, эта обновленная Иродиада, и
знать того
не захотела.
Не стану утруждать вас подробностями,
как мы с моим сомудренником и содействителем, сквозь иглины уши лазучи, во все вникали, а буду прямо рассказывать о горести, которая овладела нами, когда мы
узнали, что пробуравленные чиновниками иконы наши,
как они были скибами на болты нанизаны, так их в консисторию в подвал и свалили, это уже дело пропащее и
как в гроб погребенное, о них и думать было нечего.
«Ну, шабаш! — думаю, — это анахорит Памва! Никто это другой,
как он, и беззавистный и безгневный. Вот когда беда! обрящел он нас и теперь истлит нас,
как гагрена жир; одно только оставалось, чтобы завтра рано на заре восхитить отсюда Левонтия и бежать отсюда так, чтоб он
не знал, где мы были». Держа этот план, я положил
не спать и блюсти первый просвет, чтобы возбудить отрока и бежать.
Не знаю, сколько раз я эту «Верую» прочел, чтобы
не заснуть, но только много; а старичок все в своем гробе молится, и мне оттуда сквозь пазы тесин, точно свет кажет, и видно,
как он кланяется, а потом вдруг будто начал слышаться разговор, и
какой… самый необъяснимый: будто вошел к старцу Левонтий, и они говорят о вере, но без слов, а так, смотрят друг на друга и понимают.
Так я себе и порешил, что сей старец с лапттком аду на погибель создан! и, всю ночь по лесу бродючи,
не знаю отчего вдаль
не иду, а все думаю: «
Как же он молится,
каким образом и по
каким книгам?»
Святого Неофита указано с птицею-голубем писать; Конона Градаря с цветком, Тимофея с ковчежцем, Георгия и Савву Стратилата с копьями, Фотия с корнавкой, а Кондрата с облаками, ибо он облака воспитывал, но всякий изограф волен это изобразить
как ему фантазия его художества позволит, и потому опять
не могу я
знать,
как тот ангел писан, которого надо подменить.
Англичанин все это выслушал и выгнал Севастьяна,
как и нас, и нет от него никакого дальше решения, и сидим мы, милостивые государи, над рекою, яко враны на нырище, и
не знаем, вполне ли отчаиваться или еще чего ожидать, но идти к англичанину уже
не смеем, а к тому же и погода стала опять единохарактерна нам: спустилась ужасная оттепель, и засеял дождь, небо среди дня все яко дым коптильный, а ночи темнеющие, даже Еспер-звезда, которая в декабре с тверди небесной
не сходит, и та скрылась и ни разу
не выглянет…
Рука у него просто
как молонья летает, и дым от поярка уже столбом валит, а Севастьян
знай печет: одной рукой поярочек помалу поворачивает, а другою — утюгом действует, и все раз от разу неспешнее да сильнее налегает, и вдруг отбросил и утюг и поярок и поднял к свету икону, а печати
как не бывало: крепкая строгановская олифа выдержала, и сургуч весь свелся, только чуть
как будто красноогненная роса осталась на лике, но зато светлобожественный лик весь виден…
Преосвященный владыко архиерей своим правилом в главной церкви всенощную совершал, ничего
не зная, что у него в это время в приделе крали; наш англичанин Яков Яковлевич с его соизволения стоял в соседнем приделе в алтаре и, скрав нашего ангела, выслал его,
как намеревался, из церкви в шинели, и Лука с ним помчался; а дед же Марой, свое слово наблюдая, остался под тем самым окном на дворе и ждет последней минуты, чтобы,
как Лука
не возвратится, сейчас англичанин отступит, а Марой разобьет окно и полезет в церковь с ломом и с долотом,
как настоящий злодей.
И оба таким образом друг другу свое благородство являют и
не позволяют один другому себя во взаймоверии превозвысить, а к этим двум верам третия, еще сильнейшая двизает, но только
не знают они, что та, третья вера, творит. Но вот
как ударили в последний звон всенощной, англичанин и приотворил тихонько оконную форточку, чтобы Марой лез, а сам уже готов отступать, но вдруг видит, что дед Марой от него отворотился и
не смотрит, а напряженно за реку глядит и твердисловит...
— Я
не знаю, я
не видал светения, я только бегом бежал и
не знаю,
как перебег и
не упал… точно меня кто под обе руки нес.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен,
как бревно. Я ему прямо скажу:
как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Черт его
знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно
как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?