— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой
бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
Паратов. Это делает тебе честь, Робинзон. Но ты не по времени горд. Применяйся к обстоятельствам,
бедный друг мой! Время просвещенных покровителей, время меценатов прошло; теперь торжество буржуазии, теперь искусство на вес золота ценится, в полном смысле наступает золотой век. Но, уж не взыщи, подчас и ваксой напоят, и в бочке с горы, для собственного удовольствия, прокатят — на какого Медичиса нападешь. Не отлучайся, ты мне нужен будешь!
На этот раз Легкомысленный спасся. Но предчувствие не обмануло его. Не успели мы сделать еще двух переходов, как на него напали три голодные зайца и в наших глазах растерзали на клочки!
Бедный друг! с какою грустью он предсказывал себе смерть в этих негостеприимных горах! И как он хотел жить!
— Я понял, понял, и если настаивал, то потому лишь, что очень люблю нашего
бедного друга, notre irascible ami, [нашего раздражительного друга (фр.).] и всегда интересовался…
Неточные совпадения
Беднее захудалого // Последнего крестьянина // Жил Трифон. Две каморочки: // Одна с дымящей печкою, //
Другая в сажень — летняя, // И вся тут недолга; // Коровы нет, лошадки нет, // Была собака Зудушка, // Был кот — и те ушли.
Он отстоял
обедню, всенощную и вечерние правила и на
другой день, встав раньше обыкновенного, не пив чаю, пришел в восемь часов утра в церковь для слушания утренних правил и исповеди.
Казалось бы, ничего не могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем
бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что не могло быть и мысли о том, чтобы
другие и она сама признали его достойным ее.
Стоял этот
бедный Михайло час,
другой, отправлялся потом на кухню, потом вновь приходил, — барин все еще протирал глаза и сидел на кровати.
— Афанасий Васильевич! — сказал
бедный Чичиков и схватил его обеими руками за руки. — О, если бы удалось мне освободиться, возвратить мое имущество! клянусь вам, повел бы отныне совсем
другую жизнь! Спасите, благодетель, спасите!