Неточные совпадения
А что,
не дать ли мне концерта? Ведь можно деньги собрать? Хоть я и петь
не умею и ни на чем
не играю, да это наплевать! Можно самому и ничего
не делать. Ведь дают же на театрах концерты помощники режиссеров, библиотекари, декораторы? Я даже слышал, что сбирается дать концерт какой-то театральный плотник. Подумаем. Попытка
не пытка, спрос
не беда, а исполнители найдутся: их теперь
как грибов в дождливое лето!
Все еще шляюсь без дела, так
как никак
не могу найти себе места.
Светлый праздник. Вчера купил десяток яиц, кулич и пасху. У заутрени был у Владимирской. Купечества было видимо-невидимо! Христосовался семьдесят два раза,
не считая младенцев. Нарочно считал. После заутрени пил чай дома и разговлялся. После чая лег соснуть. Засыпая, думал:
какие счастливые люди попы и сколько денег собрали они во время Великого поста и сколько соберут их еще на Святой! Вот уж в попы хоть грамотный, а ни за что
не попадешь!
Вчера был пьян и решительно ничего
не помню, что было. Помню одно, что ел ветчину. Сегодня голова трещит. С похмелья сидел дома и читал книжечку: «О том,
как мне жить свято?»
Принял он меня грозно, но обстоятельно расспросил,
какой я веры, хожу ли в баню и
не ем ли по постам скоромного.
Нынче, говорит, всякая дрянь пишет; и глазом
не сморгнешь,
как на тебя мораль напустят.
Откуда они взялись — решительно
не понимаю, так
как в Екатерингофе напился пьян и даже
не знаю,
как попал домой.
Кажется, хорошо и мудреных слов довольно! Сегодня вечером перепишу набело и завтра потащу в
какую ни на есть газету. Что будет, то будет! Попытка
не пытка, спрос
не беда! Примут — ладно, тогда сделаюсь писателем,
не примут — пойду в акробаты.
Всю ночь
не спал и думал,
как бы мне половчее подъехать к табачнице Вере Евстигнеевне. В течение ночи выпил целую бутылку квасу и решил передать ей мое стихотворение. Почем знать, может, она и растает.
Прочла, говорит, только
не знаю,
как я об этом понимать должна?
Только
не знаю,
как маменька, потому она все ругается и хочет пришпилить мне хвост.
Я, говорю, в вашу дочку влюблен,
как какой-нибудь рыцарь, а он мне: «Коли, говорит, влюблен, так бери ее
как есть, и живи с ней, а приданого я
не дам».
Дело сие очень
не трудно сделать: стоит только свести тонкую интригу с
какой ни на есть девицей, а после подать жалобу прокурору, что вот-де, такая и такая девица, соблазнив меня, совратила с пути истинного и вовлекла в противузаконное сожительство.
Раз мертвый купец меня к себе в приказчики нанимал, а вчера я ругался с моим бывшим хозяином, которого вовсе и в горнице
не было, но это, говорю, сударыня, всегда в забытьи и больше от тоски, так
как мы теперь отставные приказчики и болты бьем, а пить-есть надо!
Согласны вы?» Ну,
как тут
не согласиться?
Я, говорю, теперь
не что иное,
как медиум и спиритуалист, завтракал с генеральшей и буду жить в генеральском доме!
С дачной хозяйкой моей прощание у меня было самое трогательное. Плакала и рыдала она так,
как будто провожала в могилу и просила меня навещать ее, а также присылать для беседы об антихристе дьячка Ижеесишенского. За квартиру ей отдал я
не 20 р. за все лето,
как бы то следовало, но всего 5 р., зато подарил мельхиоровый стаканчик при нижеследующем письме, которое она обещалась хранить в божнице. Вот сие письмо...
Вечером зашел ко мне француз, долго трещал,
как трещотка, и сказал, чтобы я к послезавтрому придумал ответы духов. Обещал. Веселый такой. Выпили мы с ним полбутылки коньяку с чаем, и я научился от него трем французским словам: «о де ви» значит водка, «бельфам» — разухабистая баба и «пикант» — «забористая». Ложась спать, придумывал ответы духов, но ничего
не придумал.
Сеанс кончился за полночь и только потому, что, утомившись, я внутренне ругнул всех присутствующих и, сам
не знаю
как, вместо ответа духов написал на бумаге такое пакостное слово, которое никто
не решился прочесть вслух.
Вот уже месяц,
как не писал я своего дневника.
Как ни оправдывался я,
как ни выставлял на вид, что вот уже в течение месяца несу на себе наказание запрещения розничной покупки водки через прислугу, а обязан довольствоваться четвертной бутылью в неделю, да и то пополам с французом, вследствие чего терплю явный ущерб в исполнении моих обязанностей в качестве медиума, — ничего
не помогло, и она обещала привести свою угрозу в исполнение.
Выслушав меня, он
не сразу понял, в чем дело, но когда я растолковал ему, что мы на съезде выпьем, закусим, поругаем хозяев и потолкуем — «
как бы нам обороняться от них, дабы они
не слишком на нас ездили», то обещал быть.
Кратко объяснив свое житье-бытье и сказав, что они
не терпят притеснений в гулянках, так
как живут на своих квартирах, объяснил съезду те неудобства их жизни, что голландцы торгуют до десяти часов вечера и отворяют лавки во все праздники, кроме воскресенья и дня похорон голландцев, а также
не дозволяют приказчикам быть женатыми, уверяя, что от этого страдает торговый интерес.
Не успел г. Женский кончить своей речи,
как с кресла вскочил Николай Усталов, второй уполномоченный от Александровского рынка, и крикнул: «Это что, а запряг бы я вас к нашему хозяину да заставил бы торговать каждый день,
не исключая и воскресеньев, так посмотрел бы я тогда,
как у вас рожи-то вытянулись!» Председатель звонком призвал его к порядку, но он
не унимался и кричал: «А со двора ходить два раза в год, да
не сметь иметь при себе денег, и
не знать, за
какое жалованье служишь!» Члены совета схватили его за фалды сюртука и, посадив в кресло, водворили порядок.
Председатель съезда предложил выпить по третьей рюмке водки, так
как «Бог троицу любят», что и было принято едиподушно, затем секретарь Ижеесишенский доказал, «что без четырех углов дом
не строится», с чем съезд согласился вполне, и выпил по четвертой, после чего оратором выступил Кузьма Захаров Зашибалов.
Далее следовала речь секретаря съезда, дьячка Ижеесишенского, но речи его никто
не понял, так
как он еще до начала съезда утомился, откупоривая бутылки и наливая в графин водку, после чего председатель, Касьян Яманов, начал говорить заключительную речь, но так
как члены стали поглядывать на закуску, то он, при громких рукоплесканиях всех присутствующих, объявил заседание съезда закрытым.
Члены съезда ликовали, и к одиннадцати часам двух четвертей водки
как бы
не бывало, вследствие чего находящийся в числе приглашенных к закуске кабатчик Заманилов радушно предложил от себя третью четверть, а содержатель лодок на Черной Речке предоставил к услугам членов свои лодки, для прогулки по речке.
Сначала думал сказать, что в ее отсутствие на соседской даче был пожар, во время которого я,
не щадя живота своего, до последней капли крови, спасал ее имущество, впопыхах много переломал, перебил и даже расшиб себе глаз; но
как скажешь ей об этом, коли мы с служителем Иваном в контрах из-за горничной.
Удивляюсь,
как лица эти, в течение десяти лет занимающиеся «быстрою распродажей только до 15 октября по причине передачи магазина», до сих пор;
не прибегали к этому способу публикации!
Кажется, что хорошо.
Как клубы, так и игроки будут довольны. Первые получают хорошую прибыль (это, кажется, главная цель всех клубов), а вторые, кроме денежного ущерба, получат и ущерб телесный. Клубному игроку,
не шулеру чего же желать больше? Он неизбалован и, кроме этого удовольствия, никогда
не получает другого...
Как только возьмешь в руки газеты, сейчас натолкнешься на описание какого-нибудь съезда. Вчера на ночь читал описание съезда лесничих и думал: отчего это ростовщики
не устроят съезда? С этою мыслью загасил свечу, уснул и видел довольно странный сон, который заношу на страницы моего дневника.
Сарай был убран прилично и украшен знаменами со следующими надписями: «дери с живого и с мертвого», «жалости
не знай, так
как это пустое слово» и т. п.
Проснувшись, жалел, что
не доглядел сна до конца. По окончании съезда непременно должен бы быть обед, потому что
какой же съезд без обеда?.. Жалко, на обед этот можно бы было втереться и хоть во сне чем-нибудь попользоваться от ростовщиков.
«Тайный плод» есть
не что иное,
как проба пера нашей литературной троицы, и ежели пьеса эта будет иметь успех, то со временем мы можем напечь таких пьес бесчисленное множество и запрудить ими Александрийскую сцену.
Как ни старались мы с французом противодействовать этому найму, но ничего
не помогло.
Поди ж ты! Пустая вещь, но вчерашний разговор до того меня обозлил, что я сегодня без ярой злобы
не могу вздумать о немцах, а между тем, с самого утра немцы и все немецкое так и вертятся перед моими глазами. Начать с того, что только лишь я проснулся сегодня поутру,
как вдруг услыхал на дворе громкий выкрик: «штокфиш! штокфиш!»
Я заткнул себе уши и уже
не знаю,
какой календарь приобрел француз.
Практиканов встал со стула, выпрямился во весь рост, указал перстом в неопределенное пространство и в таком виде умолк. О,
как величествен был он в эту минуту в своем всеведении!.. Я
не выдержал, бросился к нему на грудь и чуть
не зарыдал от умиления.
Аукцион этот бывает каждую субботу в бывшем Соляном Городке, а так
как сегодня суббота и мы близ Городка, то
не хочешь ли войти в него и посмотреть аукцион?
На сей раз довольно, будь
каким угодно современным талантливым писателем, а уж кровавее этого романа, ей-ей, ничего
не придумаешь!..
Отменное представление!
Как мне эти самые голоногенькие девочки понравились, что танцы водили, так просто беда! Пришел домой и на мою Марью Дементьевну глядеть
не могу. Та мне: «Здравствуй, Касьян Иваныч, хорошо ли веселился?» А я ей: «Брысь!» Заплакала, ну, да леший ее побери!
Вот уже четыре дня прошло с тех пор,
как я случайно попал в Большой театр на первое представление «Комарго» и среди пестрой толпы танцовщиц заметил одну нежненькую блондиночку в желтом платье, а блондиночка эта до сих пор
не идет из моей головы да и только!
Боюсь, чтобы
не начать писать стихи «к ней» и, таким образом, чтобы
не дойти до положения «поэта-солдата» Петра Мартьянова, который,
как известно, пишет стихи
не только «к ней», но даже «к ее банту», к «ее алькову».
Через полчаса я красный,
как вареный рак, сидел уже дома за самоваром и пил чай. Около меня сидела моя подруга Марья Дементьевна… и дивное дело, лицо ее по-прежнему казалось мне приятно, стан гибок, и я снова,
как и в былое время, влепил ей в уста сахарные крупную безешку. Любви к балетной блондинке
как не бывало!
Вечером был у меня литератор Практиканов и принес мне богатейший материал для моей газеты «Сын Гостиного Двора». Материал этот есть
не что иное,
как интимное письмо Турецкого Султана к Князю Бисмарку о своем житье-бытье. К Практиканову оно попало из мелочной лавки вместе с завернутой в него колбасой. Вот это письмо...
Вот и сегодня поутру. Только что встал от сна и сел пить кофий,
как вдруг звонок. Отворяю сам двери и вижу перед собой городового. Признаюсь, обробел и даже попятился, потому был в халате и туфлях на босу ногу. Нынче ведь ужасно насчет этого строго и
не только что наш брат редактор должен быть на глазах начальства во всем параде, но и даже городской голова, выбранный всеми городскими сословиями, и тот
не смеет иначе предстать пред начальнические очи,
как в присвоенном его должности мундире.
Как оказалось, в литературе он
не новичок, несколько лет уже пишет из Петербурга корреспонденции в «Московские Ведомости» и хорошо знаком с Владимиром Петровичем Бурнашевым.
Что ни говори, а все-таки человек военный, да к тому же и «мундира
не марает», а ходит всегда в самом новеньком мундире с иголочки, а она, известное дело,
как и все женщины, до военных очень падка.
Да и
как не прельститься им!
В разговоре
не иначе к ней относится,
как называя ее «мамзель», то и дело толкует о своей чести и каждый раз приносит ей в подарок или полфунта винных ягод, или тюрюк кедровых орехов.