Желая скрыть свое настоящее имя, он выдал себя за трабантского офицера Кикбуша, только что вчера прибывшего из армии королевской с известиями к генерал-вахтмейстеру о новых победах и теперь, по исполнении своего дела, возвращающегося
в армию; присовокупил, что между тем ему дано от генерала поручение заехать по дороге в Гельмет и доложить баронессе о немедленном приезде его превосходительства; что он остановлен у корчмы видом необыкновенной толпы, угадал тайну актеров и просит позволения участвовать в их шутке.
Неточные совпадения
Отважный, но слишком самонадеянный и малорассудительный, вместо того чтобы воспользоваться успехами своими и укрепиться
в Лифляндии, он посвятил зиму
в Лаисе забавам звериной охоты, побил мимоходом саксонцев под Ригою и отправился
в другой край Европы пощеголять своей непобедимой
армией, как дитя полученною им
в дар острою саблею, которою
в первый раз владеет и спешит рубить все, что ему навстречу попадется.
В эти смутные времена Лифляндии генерал-вахтмейстер [Генерал-вахтмейстер — один из высших воинских чинов шведской
армии.] Шлиппенбах, главный начальник шведских войск, оставленных на защиту Лифляндии, беспечно расположился на квартирах от Сагница до Гельмета.
— Мне совестно спросить офицера великой
армии шведской, при каком месте происходил этот подвиг; скажу вам,
в свою очередь, что одна жестокость стоит другой. Однако ж, если бы
в самом деле вздумалось этим господам татарам пробраться на дорогу нашу?
От студенческой скамьи перевели его
в трабантский полк и отправили прямо
в победоносную королевскую
армию, не дав ему повидаться с предметом его нежных воспоминаний.
Прошло два, три года, и Адольф, один из отличнейших офицеров шведской
армии, молодой любимец молодого короля и героя, причисленный к свите его, кипящей отвагою и преданностью к нему, — Адольф, хотя любил изредка припоминать себе милые черты невесты, как бы виденные во сне, но ревнивая слава уже сделалась полною хозяйкой
в его сердце, оставивши
в нем маленький уголок для других чувств.
Он мог получить дозволение служить
в лифляндском корпусе, но даже и этот предлог отбыть из главной шведской
армии представлялся ему каким-то постыдным бегством.
Густав приехал из
армии короля шведского
в Лифляндию служить под начальством Шлиппенбаха и получил назначение командовать эскадроном драгун, расположенным близ Гельмета,
в Оверлаке.
Решились писать к ней
в Пернов, узнать об ее здоровье и уведомить, что Адольф приехал из
армии.
Доныне благополучно царствующего великого государя Петра Алексеевича дети боярския и из недорослей дворянских начинали службу при дворе или
в войске
в звании «новика» [Действительно, это звание существовало
в старинной русской
армии: так назывались молодые дворяне, впервые поступившие на государственную службу.
— Я никогда еще не смел этого делать с вами, господин фельдмаршал, особенно
в таких делах, от которых зависит ваше и мое доброе имя, благосостояние и слава государя, которому мы оба служим. Кому лучше знать, как не главнокомандующему
армиею, какими мелкими средствами можно вовремя и
в пору произвесть великие дела.
Вы имеете много ближайших тому примеров: вы знаете, кто был тот, кого называет государь своим Алексашею, дитею своего сердца, чьи заслуги вы сами признали; другой любимец государев — Шафиров [Шафиров Петр Павлович (1669–1739) — известный дипломат петровского времени,
в 1717–1722 гг. — вице-президент коллегии иностранных дел.] — сиделец, отличный офицер
в вашей
армии; Боур [Боур Родион Христианович (1667–1717) — сподвижник Петра, кавалерийский генерал, служивший
в молодости
в шведском войске и перешедший на сторону русских
в сражении под Нарвой
в 1700 г.] — лифляндский крестьянин.
Одно появление короля
в этом войске, одно имя Карла, победителя русских, датчан, немцев и поляков, есть уже важное приращение сил лифляндской
армии, есть залог
в ней драгоценный, который будут защищать верные подданные любовью и восторгом, чувствами, теперь
в ней уснувшими.
— Теперь вы, наша
армия, Лифляндия спасены! — сказала шепотом баронесса и пригласила было генерала
в другую комнату, чтобы передать ему важную тайну; но когда он решительно объявил, что голова его ничего не варит при тощем желудке, тогда она присовокупила: — Будь по-вашему, только не кайтесь после. Между тем позвольте мне представить вам ученого путешественника. Господин доктор Зибенбюргер! господин генерал-вахтмейстер и главный начальник
в Лифляндии желает иметь честь с вами ознакомиться.
Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», — «Да, недурно», — отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил
в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером.
— Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не поедет. Чему научится он, служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он
в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон. [Шаматон (разг., устар.) — гуляка, шалопай, бездельник.] Записан в гвардии! Где его пашпорт? подай его сюда.
Неточные совпадения
За десять лет до прибытия
в Глупов он начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) — большой, высший.]
армии и флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной строчке.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею
армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он
в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его
в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведенный
в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ.
«Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин,кому все разрешается, громит Тулон, делает резню
в Париже, забывает
армию в Египте, тратит полмиллиона людей
в московском походе и отделывается каламбуром
в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, — а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!»
Говорят вон,
в Севастополе, сейчас после Альмы, [После поражения русской
армии в сражении на реке Альме 8 сентября 1854 г. во время Крымской войны (1853–1856).] умные-то люди уж как боялись, что вот-вот атакует неприятель открытою силой и сразу возьмет Севастополь; а как увидели, что неприятель правильную осаду предпочел и первую параллель открывает, так куды, говорят, обрадовались и успокоились умные-то люди-с: по крайности на два месяца, значит, дело затянулось, потому когда-то правильной-то осадой возьмут!
Явился тоже один пьяный отставной поручик,
в сущности провиантский чиновник, [Провиантский чиновник — т. е. интендантский, ведавший закупками провианта для
армии.] с самым неприличным и громким хохотом и, «представьте себе», без жилета!