Неточные совпадения
И
в хрустально-чистом холодном
воздухе торжественно, величаво и скорбно разносились стройные звуки: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» И какой жаркой, ничем ненасытимой жаждой жизни, какой тоской по мгновенной, уходящей, подобно сну, радости и красоте бытия, каким ужасом перед вечным молчанием смерти
звучал древний напев Иоанна Дамаскина!
Дремавшие до восхода солнца у своих снастей или коротавшие вахту, внимая тихой сказке, которую рассказывал какой-нибудь сказочник-матрос, матросы теперь, при наступлении утра, оживились и чаще стали ходить на бак покурить и полясничать. Приятный, острый дымок махорки носился на баке. И разговоры стали громче. И свежий, молодой голос вахтенного мичмана Лопатина как-то веселее
прозвучал в воздухе, когда он крикнул:
Я открываю глаза. Ветер закинул мне на лицо полу Алешкиной шинели, колено у меня раскрыто, мы едем по голому насту, и терция колокольчиков слышнехонько
звучит в воздухе с своей дребезжащей квинтой.
Рашевич страшно смутился и, ошеломленный, точно пойманный на месте преступления, растерянно смотрел на Мейера и не знал, что сказать. Женя и Ираида покраснели и нагнулись к нотам; им было стыдно за своего бестактного отца. Минута прошла в молчании, и стало невыносимо совестно, когда вдруг как-то болезненно, натянуто и некстати
прозвучали в воздухе слова:
Неточные совпадения
Чичиков, со своей стороны, был очень рад, что поселился на время у такого мирного и смирного хозяина. Цыганская жизнь ему надоела. Приотдохнуть, хотя на месяц,
в прекрасной деревне,
в виду полей и начинавшейся весны, полезно было даже и
в геморроидальном отношении. Трудно было найти лучший уголок для отдохновения. Весна убрала его красотой несказанной. Что яркости
в зелени! Что свежести
в воздухе! Что птичьего крику
в садах! Рай, радость и ликованье всего! Деревня
звучала и пела, как будто новорожденная.
Струны жалобно и приятно
звучали в неподвижном
воздухе, но, за исключением небольшой первоначальной фиоритуры, [Фиоритура — музыкальное украшение мелодии.] ничего не выходило у образованного камердинера: природа отказала ему
в музыкальной способности, как и во всех других.
— Ну — здравствуйте! — обратился незначительный человек ко всем. Голос у него звучный, и было странно слышать, что он
звучит властно. Половина кисти левой руки его была отломлена, остались только три пальца: большой, указательный и средний. Пальцы эти слагались у него щепотью, никоновским крестом. Перелистывая правой рукой узенькие страницы крупно исписанной книги, левой он непрерывно чертил
в воздухе затейливые узоры,
в этих жестах было что-то судорожное и не сливавшееся с его спокойным голосом.
Над Москвой хвастливо сияло весеннее утро; по неровному булыжнику цокали подковы, грохотали телеги;
в теплом, светло-голубом
воздухе празднично гудела медь колоколов; по истоптанным панелям нешироких, кривых улиц бойко шагали легкие люди; походка их была размашиста, топот ног
звучал отчетливо, они не шаркали подошвами, как петербуржцы. Вообще здесь шума было больше, чем
в Петербурге, и шум был другого тона, не такой сыроватый и осторожный, как там.
Пенная зелень садов, омытая двухдневным дождем, разъединяла дома, осеняя их крыши; во дворах,
в садах кричали и смеялись дети, кое-где
в окнах мелькали девичьи лица,
в одном доме работал настройщик рояля, с горы и снизу доносился разноголосый благовест ко всенощной; во влажном
воздухе серенького дня медь колоколов
звучала негромко и томно.