Неточные совпадения
— И в Кольку-бухгалтера? И в подрядчика? И в Антошку-картошку? И в актера толстого? У-у, бесстыдница! — вдруг вскрикивает Женя. — Не могу видеть тебя без омерзения. Сука ты!
Будь я на твоем месте такая разнесчастная, я бы
лучше руки на себя наложила, удавилась бы на шнурке от корсета. Гадина ты!
— Вот что, брательники… Поедемте-ка
лучше к девочкам, это
будет вернее, — сказал решительно старый студент Лихонин, высокий, сутуловатый, хмурый и бородатый малый. По убеждениям он
был анархист-теоретик, а по призванию — страстный игрок на бильярде, на бегах и в карты, — игрок с очень широким, фатальным размахом. Только накануне он выиграл в купеческом клубе около тысячи рублей в макао, и эти деньги еще жгли ему руки.
— Ну, уж это, господа, свинство! — говорил ворчливо Ярченко на подъезде заведения Анны Марковны. — Если уж поехали, то по крайности надо
было ехать в приличный, а не в какую-то трущобу. Право, господа, пойдемте
лучше рядом, к Треппелю, там хоть чисто и светло.
— Ничего нет почетного в том, что я могу
пить как лошадь и никогда не пьянею, но зато я ни с кем и не ссорюсь и никого не задираю. Очевидно, эти
хорошие стороны моего характера здесь достаточно известны, а потому мне оказывают доверие.
— Э! Чепуха!
Хороший товарищ
выпить на чужой счет. Разве вы сами не видите, что это самый обычный тип завсегдатая при публичном доме, и всего вероятнее, что он просто здешний кот, которому платят проценты за угощение, в которое он втравливает посетителей.
— Господа, ей-богу, я
лучше уйду. К чему я
буду расстраивать ваш кружок? Оба мы
были виноваты. Я уйду. О счете не беспокойтесь, я уже все уплатил Симеону, когда ходил за Пашей.
— Так-то
лучше, — сказал Лихонин, садясь. — Разговор
будет короткий, но… черт его знает… как к нему приступить.
Теперь очень нетрудно
было убедить ее в том, что ехать с ней вместе Горизонту представляет большую опасность для него и что
лучше ей остаться здесь и переждать время, пока дела у любовника не сложатся благоприятно.
К женщинам он
был совершенно равнодушен, хотя понимал их и умел ценить, и
был в этом отношении похож на
хорошего повара, который при тонком понимании дела страдает хроническим отсутствием аппетита.
— Миленький, зачем же его мучить? Может
быть, он спать хочет, может
быть, он устал? Пускай поспит. Уж
лучше я поеду домой. Вы мне дадите полтинник на извозчика? Завтра вы опять ко мне приедете. Правда, душенька?
— Так, так, так, — сказал он, наконец, пробарабанив пальцами по столу. — То, что сделал Лихонин, прекрасно и смело. И то, что князь и Соловьев идут ему навстречу, тоже очень хорошо. Я, с своей стороны, готов, чем могу, содействовать вашим начинаниям. Но не
лучше ли
будет, если мы поведем нашу знакомую по пути, так сказать, естественных ее влечений и способностей. Скажите, дорогая моя, — обратился он к Любке, — что вы знаете, умеете? Ну там работу какую-нибудь или что. Ну там шить, вязать, вышивать.
— Что же, — сказал Симановский, — дело новое, незатасканное, и как знать, чего не знаешь, — может
быть, вы, Лихонин, сделаетесь настоящим духовным отцом
хорошего человека. Я тоже предлагаю свои услуги.
— Я, дети мои, ничего не знаю, а что и знаю, то — очень плохо. Но я ей
буду читать замечательное произведение великого грузинского поэта Руставели и переводить строчка за строчкой. Признаюсь вам, что я никакой педагог: я пробовал
быть репетитором, но меня вежливо выгоняли после второго же урока. Однако никто
лучше меня не сумеет научить играть на гитаре, мандолине и зурне.
Он
был из числа тех людей, которые, после того как оставят студенческие аудитории, становятся вожаками партий, безграничными властителями чистой и самоотверженной совести, отбывают свой политический стаж где-нибудь в Чухломе, обращая острое внимание всей России на свое героически-бедственное положение, и затем, прекрасно опираясь на свое прошлое, делают себе карьеру благодаря солидной адвокатуре, депутатству или же женитьбе, сопряженной с
хорошим куском черноземной земли и с земской деятельностью.
Лучше было повеситься, чем это переносить.
— Уходи, сделай милость! У меня там, у зеркала, в коробочке от шоколада, лежат десять рублей, — возьми их себе. Мне все равно не нужно. Купи на них маме пудреницу черепаховую в золотой оправе, а если у тебя
есть маленькая сестра, купи ей
хорошую куклу. Скажи: на память от одной умершей девки. Ступай, мальчишка!
— Не стесняйся, милая Женя, говори все, что
есть! Ты ведь знаешь, что я человек свой и никогда не выдам. А может
быть, и впрямь что-нибудь
хорошее посоветую. Ну, бух с моста в воду — начинай!
— Выпьем-ка, Женечка,
лучше коньячку, — обратилась она сама к себе, — и пососем лимончик!..
Теперь можно спокойно, не торопясь, со вкусом, сладко обедать и ужинать, к чему Анна Марковна всегда питала большую слабость,
выпить после обеда
хорошей домашней крепкой вишневки, а по вечерам поиграть в преферанс по копейке с уважаемыми знакомыми пожилыми дамами, которые хоть никогда и не показывали вида, что знают настоящее ремесло старушки, но на самом деле отлично его знали и не только не осуждали ее дела, но даже относились с уважением к тем громадным процентам, которые она зарабатывала на капитал.
«Земля еси и в землю отыдеши…» — повторила она в уме слова песнопения. — Неужели только и
будет, что одна земля и ничего больше? И что
лучше: ничто или хоть бы что-нибудь, даже хоть самое плохонькое, но только чтобы существовать?»
— Моя бедная мать!.. Что с нею
будет? Она не перенесет этого унижения… Нет! Во сто тысяч раз
лучше смерть, чем эти адские мучения ни в чем неповинного человека.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете,
лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади
хорошие были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Городничий. А, черт возьми, славно
быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию
лучше, Анна Андреевна, красную или голубую?
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю
хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы
были немножко ниже ростом, не правда ли?
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и
лучше, если б их
было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.