В самом конце мая в
роте капитана Осадчего повесился молодой солдат, и, по странному расположению судьбы, повесился в то же самое число, в которое в прошлом году произошел в этой роте такой же случай.
Неточные совпадения
Стройный, красивый
капитан выходит вперед
роты.
К столу подошел, выйдя из буфета, командир первой
роты,
капитан Осадчий.
Ромашов, до сих пор не приучившийся справляться со своим молодым сном, по обыкновению опоздал на утренние занятия и с неприятным чувством стыда и тревоги подходил к плацу, на котором училась его
рота. В этих знакомых ему чувствах всегда было много унизительного для молодого офицера, а ротный командир,
капитан Слива, умел делать их еще более острыми и обидными.
Командир десятой
роты,
капитан Алейников, царство ему небесное, был представлен к Анне за то, что в два часа построил какой-то там люнет чи барбет.
— Это что такое? Остановите
роту. Остановите! Ротный командир, пожалуйте ко мне. Что вы тут показываете? Что это: похоронная процессия? Факельцуг? Раздвижные солдатики? Маршировка в три темпа? Теперь,
капитан, не николаевские времена, когда служили по двадцати пяти лет. Сколько лишних дней у вас ушло на этот кордебалет! Драгоценных дней!
Ромашов кое-что сделал для Хлебникова, чтобы доставить ему маленький заработок. В
роте заметили это необычайное покровительство офицера солдату. Часто Ромашов замечал, что в его присутствии унтер-офицеры обращались к Хлебникову с преувеличенной насмешливой вежливостью и говорили с ним нарочно слащавыми голосами. Кажется, об этом знал
капитан Слива. По крайней мере он иногда ворчал, обращаясь в пространство...
Это были штабс-капитан Клодт, алкоголик и вор, отчисленный от командования
ротой, и подпрапорщик Золотухин, долговязый, пожилой, уже плешивый игрок, скандалист, сквернослов и тоже пьяница из типа вечных подпрапорщиков.
В его рассказах был характер наивности, наводивший на меня грусть и раздумье. В Молдавии, во время турецкой кампании 1805 года, он был в
роте капитана, добрейшего в мире, который о каждом солдате, как о сыне, пекся и в деле был всегда впереди.
На другой день сижу я и, как следует молодой женщине, горюю, как вдруг входит ко мне ихней
роты капитан, и самое это заемное письмо в руке держит.
Бригадирша. Так и жить. Вить я, мать моя, не одна замужем. Мое житье-то худо-худо, а все не так, как, бывало, наших офицершей. Я всего нагляделась. У нас был нашего полку первой
роты капитан, по прозванью Гвоздилов; жена у него была такая изрядная, изрядная молодка. Так, бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной; так, веришь ли Богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее, бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что. Ну, мы, наше сторона дело, а ино наплачешься, на нее глядя.
Генерал с конницей поехал вперед. Батальон, с которым я шел из крепости N, остался в арьергарде.
Роты капитана Хлопова и поручика Розенкранца отступали вместе.
Неточные совпадения
— Я хочу сказать, что в мой
рот впихнули улей и сад. Будьте счастливы,
капитан. И пусть счастлива будет та, которую лучшим грузом я назову, лучшим призом «Секрета»!
Летики не было; он увлекся; он, вспотев, удил с увлечением азартного игрока. Грэй вышел из чащи в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных
ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты.
Капитан выбрался на открытое место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку.
— Простите,
капитан, — ответил матрос, переводя дух. — Разрешите закусить этим… — Он отгрыз сразу половину цыпленка и, вынув изо
рта крылышко, продолжал: — Я знаю, что вы любите хинную. Только было темно, а я торопился. Имбирь, понимаете, ожесточает человека. Когда мне нужно подраться, я пью имбирную.
— Тогда, это… действительно — другое дело! — выговорил Харламов, не скрывая иронии. — Но, видите ли: мне точно известно, что в 905 году
капитан Вельяминов был подпоручиком Псковского полка и командовал
ротой его, которая расстреливала людей у Александровского сквера. Псковский полк имеет еще одну историческую заслугу пред отечеством: в 831 году он укрощал польских повстанцев…
«Что сегодня, Петр Александрович?» Он только было разинул
рот отвечать, как вышел
капитан и велел поставить лиселя.