Неточные совпадения
В глубине двора, на зеленой молодой
траве, стоял маленький ослик.
— Поздно, — заметил кто-то. — Теперь в
траве ничего не увидишь.
— Теперь в
траве легче потерять, чем найти, — сказал Диц, скверно засмеявшись.
Она опустилась на
траву и стала поправлять обеими руками волосы на затылке. Ромашов лег около ее ног, и так как почва на этом месте заметно опускалась вниз, то он, глядя на нее, видел только нежные и неясные очертания ее шеи и подбородка.
Ровно подымалась по скату вверх роща с темной
травой и с черными, редкими молчаливыми деревьями, которые неподвижно и чутко прислушивались к чему-то сквозь дремоту.
И на этой горе, между черных деревьев, в темной пахучей
траве, лежала, как отдыхающая лесная богиня, непонятная прекрасная белая женщина.
Они встали с
травы и стояли друг против друга молча, слыша дыхание друг друга, глядя в глаза и не видя их.
Ромашов упал перед ней на
траву, почти лег, обнял ее ноги и стал целовать ее колени долгими, крепкими поцелуями.
Вскоре пикник кончился. Ночь похолодела, и от реки потянуло сыростью. Запас веселости давно истощился, и все разъезжались усталые. Недовольные, не скрывая зевоты. Ромашов опять сидел в экипаже против барышень Михиных и всю дорогу молчал. В памяти его стояли черные спокойные деревья, и темная гора, и кровавая полоса зари над ее вершиной, и белая фигура женщины, лежавшей в темной пахучей
траве. Но все-таки сквозь искреннюю, глубокую и острую грусть он время от времени думал про самого себя патетически...
Из светлой спящей
травы печально подымались кверху голые, однообразные, холодные камни, бросавшие от себя одинаковые тонкие тени.
Ромашов спустился к нему и сел на
траву.
Большое пустынное поле, внизу выемка — наполовину в тени, наполовину в свете, смутно-прозрачный воздух, росистая
трава, — все было погружено в чуткую, крадущуюся тишину, от которой гулко шумело в ушах.
Что-то зашуршало и мелькнуло на той стороне выемки, на самом верху освещенного откоса. Ромашов слегка приподнял голову, чтобы лучше видеть. Что-то серое, бесформенное, мало похожее на человека, спускалось сверху вниз, едва выделяясь от
травы в призрачно-мутном свете месяца. Только по движению тени да по легкому шороху осыпавшейся земли можно было уследить за ним.
Он потянул Хлебникова за рукав вниз. Солдат, точно складной манекен, как-то нелепо-легко и послушно упал на мокрую
траву, рядом с подпоручиком.
Был рассвет, с ясным, детски-чистым небом и неподвижным прохладным воздухом. Деревья, влажные, окутанные чуть видным паром, молчаливо просыпались от своих темных, загадочных ночных снов. И когда Ромашов, идя домой, глядел на них, и на небо, и на мокрую, седую от росы
траву, то он чувствовал себя низеньким, гадким, уродливым и бесконечно чужим среди этой невинной прелести утра, улыбавшегося спросонок.
Река, задержанная плотиной, была широка и неподвижна, как большой пруд. По обеим ее сторонам берега уходили плоско и ровно вверх. На них
трава была так ровна, ярка и сочна, что издали хотелось ее потрогать рукой. Под берегами в воде зеленел камыш и среди густой, темной, круглой листвы белели большие головки кувшинок.
Ходишь по земле туда-сюда, видишь города, деревни, знакомишься со множеством странных, беспечных, насмешливых людей, смотришь, нюхаешь, слышишь, спишь на росистой
траве, мерзнешь на морозе, ни к чему не привязан, никого не боишься, обожаешь свободную жизнь всеми частицами души…