Неточные совпадения
Тополи, окаймлявшие шоссе, белые, низкие домики с черепичными крышами по сторонам дороги, фигуры редких прохожих — все почернело, утратило
цвета и перспективу; все предметы обратились
в черные плоские силуэты, но очертания их с прелестной четкостью стояли
в смуглом воздухе.
Ходят они по сияющим площадям, по тенистым садам, между
цветами и фонтанами, ходят, богоподобные, светлые, полные неописуемой радости, не знающие преград
в счастии и желаниях, не омраченные ни скорбью, ни стыдом, ни заботой…
Даже
цвет этого красивого, правильного лица поражал своим ровным, нежным, розовым тоном, и только очень опытный взгляд различил бы
в этой кажущейся свежести, вместе с некоторой опухлостью черт, результат алкогольного воспаления крови.
Сейчас же за окном начинался сад, где во множестве росли черешни, все белые от
цветов, круглые и кудрявые, точно стадо белоснежных овец, точно толпа девочек
в белых платьях.
Ромашов взялся было за скобку, но вспомнил, что окно еще не выставлено. Тогда, охваченный внезапным порывом веселой решимости, он изо всех сил дернул к себе раму. Она подалась и с трескам распахнулась, осыпав голову Ромашова кусками извести и сухой замазки. Прохладный воздух, наполненный нежным, тонким и радостным благоуханием белых
цветов, потоком ворвался
в комнату.
Он дернул Лейбу за кушак и выпрыгнул из экипажа. Шурочка стояла
в черной раме раскрытой двери. На ней было белое гладкое платье с красными
цветами за поясом, с правого бока; те же
цветы ярко и тепло краснели
в ее волосах. Странно: Ромашов знал безошибочно, что это — она, и все-таки точно не узнавал ее. Чувствовалось
в ней что-то новое, праздничное и сияющее.
Теперь подпоручик совсем отчетливо видит впереди и справа от себя грузную фигуру генерала на серой лошади, неподвижную свиту сзади него, а еще дальше разноцветную группу дамских платьев, которые
в ослепительном полуденном свете кажутся какими-то сказочными, горящими
цветами.
Однажды Николаев был приглашен к командиру полка на винт. Ромашов знал это. Ночью, идя по улице, он услышал за чьим-то забором, из палисадника, пряный и страстный запах нарциссов. Он перепрыгнул через забор и
в темноте нарвал с грядки, перепачкав руки
в сырой земле, целую охапку этих белых, нежных, мокрых
цветов.
Окно
в Шурочкиной спальне было открыто; оно выходило во двор и было не освещено. Со смелостью, которой он сам от себя не ожидал, Ромашов проскользнул
в скрипучую калитку, подошел к стене и бросил
цветы в окно. Ничто не шелохнулось
в комнате. Минуты три Ромашов стоял и ждал, и биение его сердца наполняло стуком всю улицу. Потом, съежившись, краснея от стыда, он на цыпочках вышел на улицу.
Лодка выехала
в тихую, тайную водяную прогалинку. Кругом тесно обступил ее круглой зеленой стеной высокий и неподвижный камыш. Лодка была точно отрезана, укрыта от всего мира. Над ней с криком носились чайки, иногда так близко, почти касаясь крыльями Ромашова, что он чувствовал дуновение от их сильного полета. Должно быть, здесь, где-нибудь
в чаще тростника, у них были гнезда. Назанский лег на корму навзничь и долго глядел вверх на небо, где золотые неподвижные облака уже окрашивались
в розовый
цвет.
Но, шумом бала утомленный, // И утро в полночь обратя, // Спокойно спит в тени блаженной // Забав и роскоши дитя. // Проснется зá полдень, и снова // До утра жизнь его готова, // Однообразна и пестра, // И завтра то же, что вчера. // Но был ли счастлив мой Евгений, // Свободный,
в цвете лучших лет, // Среди блистательных побед, // Среди вседневных наслаждений? // Вотще ли был он средь пиров // Неосторожен и здоров?
Неточные совпадения
Послала бы // Я
в город братца-сокола: // «Мил братец! шелку, гарусу // Купи — семи
цветов, // Да гарнитуру синего!» // Я по углам бы вышила // Москву, царя с царицею, // Да Киев, да Царьград, // А посередке — солнышко, // И эту занавесочку //
В окошке бы повесила, // Авось ты загляделся бы, // Меня бы промигал!..
В течение всего его градоначальничества глуповцы не только не садились за стол без горчицы, но даже развели у себя довольно обширные горчичные плантации для удовлетворения требованиям внешней торговли."И процвела оная весь, яко крин сельный, [Крин се́льный (церковно-славянск.) — полевой
цветок.] посылая сей горький продукт
в отдаленнейшие места державы Российской и получая взамен оного драгоценные металлы и меха".
Дело
в том, что
в это самое время на выезде из города,
в слободе Навозной,
цвела красотой посадская жена Алена Осипова.
Появлялись новые партии рабочих, которые, как
цвет папоротника, где-то таинственно нарастали, чтобы немедленно же исчезнуть
в пучине водоворота. Наконец привели и предводителя, который один
в целом городе считал себя свободным от работ, и стали толкать его
в реку. Однако предводитель пошел не сразу, но протестовал и сослался на какие-то права.
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял под руку мать; но когда они уже выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции
в своей необыкновенного
цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.