Не все, однако, избавились и от гибели: один матрос
поплатился жизнью, а двое искалечены. Две неприкрепленные пушки, при наклонении фрегата, упали и убили одного матроса, а двум другим, и, между прочим, боцману Терентьеву, раздробили ноги.
— Удивительный конь! — говорил хорунжий. — Мне привел его в подарок один горец. Он поймал его арканом в ту минуту, когда он со своим диким табуном носился по Долине. Мне стоило много труда объездить и усмирить его. И он стал покорен мне, как своему победителю, но только мне одному и никому больше. Остальных он не подпускает к себе. Два наших офицера чуть было не
поплатились жизнью, когда вздумали обуздать моего Демона…
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый, стоя над загадочным творилом, на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы взбирались на подоблачные горы и на зубчатые башни, но не
платились жизнью за свое молодечество, почему теперь не попробовать нам счастья и не опуститься вниз, хотя бы в тартарары?
Неточные совпадения
А там и
плачься всю
жизнь, мучайся; неволя-то еще горчее покажется.
Город посредством водопроводов снабжается отличной водой из горных ключей. За это
платится жителями известная подать, как, впрочем, за все удобства
жизни. Англичане ввели свою систему сборов, о чем также будет сказано в своем месте.
Романтизм, которым питалось настроение восставшей тогда панской молодежи, — плохая военная школа. Они вдохновлялись умершим прошлым, тенями
жизни, а не самой
жизнью… Грубое, прозаическое наступление толпы мужиков и казаков ничем не напоминало красивых батальных картин… И бедняга Стройновский
поплатился за свое доверие к историческому романтизму…
Матрена. Да уж конечно. Должна же я кому-нибудь на вас
плакаться. Кто за меня здесь заступится! По крайности я буду жаловаться родителю, что вы меня острамили. Как вы были всю
жизнь моим злодеем, так чего же еще мне от вас дожидаться. А что еще у нас с вами судбище будет большое.
«И этот тоже про
жизнь говорит… и вот — грехи свои знает, а не
плачется, не жалуется… Согрешил — подержу ответ… А та?..» — Он вспомнил о Медынской, и сердце его сжалось тоской. «А та — кается… не поймешь у ней — нарочно она или в самом деле у нее сердце болит…»