Он прибавил, что, по его мнению, шушминский
писаришка Замятин — большой дурак. Кто бы кого ни победил в этой войне, — ему все равно придется плохо.
А вот как было дело: пойди он к портному с Ксенофонтом Кирычем… знаешь, книжник, долговязый такой… заказывать одежду, а тут подкарауль его сорванцы,
писаришки, что ни мелочь, да и утащили его почти силою в русский трактир.
— Слышал, братец, слышал! Только не знал наверное, ты ли: ведь вас, Щедриных, как собак на белом свете развелось… Ну, теперь, по крайней мере, у меня протекция есть, становой в покое оставит, а то такой стал озорник, что просто не приведи бог… Намеднись град у нас выпал, так он, братец ты мой, следствие приехал об этом делать, да еще кабы сам приехал, все бы не так обидно, а то
писаришку своего прислал… Нельзя ли, дружище, так как-нибудь устроить, чтобы ему сюда въезду не было?
Мясистый друг несколько отшатывается назад, тупо глядит своими пьяными глазами на самодовольного
писаришку и вдруг, совершенно неожиданно, изо всей силы ударяет своим огромным кулаком по маленькому лицу писаря. Тем и кончается дружба за целый день. Милый друг без памяти летит под нары…