Хозяин вышел провожать меня с фонарем, и благодаря этому обстоятельству я мог рассмотреть моего ямщика. Это был мужик громадного роста, крепкий, широкоплечий, настоящий гигант. Лицо его было как-то спокойно-угрюмо, с тем особенным отпечатком, какой кладет обыкновенно застарелое
сильное чувство или давно засевшая невеселая дума. Глаза глядели ровно, упорно и мрачно.
Левин испытывал теперь, оставив позади себя все заботы семейные и хозяйственные, такое
сильное чувство радости жизни и ожиданья, что ему не хотелось говорить.
Слишком
сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум; опытностию и познанием света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли или не рад был этому гость.
«Моя неспособность к
сильным чувствам — естественна, это — свойство культурного человека», — возразил кому-то Самгин, бросил книгу на постель Варвары и, погасив лампу, спрятал голову под одеяло.
Не могу выразить того, с каким
сильным чувством он выговорил это. Чрезвычайная грусть, искренняя, полнейшая, выразилась в чертах его. Удивительнее всего было то, что он смотрел как виноватый: я был судья, а он — преступник. Все это доконало меня.
Неточные совпадения
Одно привычное
чувство влекло его к тому, чтобы снять с себя и на нее перенести вину; другое
чувство, более
сильное, влекло к тому, чтобы скорее, как можно скорее, не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить его.
Честолюбивые планы его опять отступили на задний план, и он, чувствуя, что вышел из того круга деятельности, в котором всё было определено, отдавался весь своему
чувству, и
чувство это всё
сильнее и
сильнее привязывало его к ней.
И чем дальше шло время, тем
сильнее становились оба настроения: тем спокойнее, совершенно забывая ее, он становился вне ее присутствия, и тем мучительнее становились и самые ее страдания и
чувство беспомощности пред ними.
Он чувствовал, что Яшвин один, несмотря на то, что, казалось, презирал всякое
чувство, — один, казалось Вронскому, мог понимать ту
сильную страсть, которая теперь наполнила всю его жизнь.
Несмотря на испытываемое им
чувство гордости и как бы возврата молодости, когда любимая дочь шла с ним под руку, ему теперь как будто неловко и совестно было за свою
сильную походку, за свои крупные, облитые жиром члены. Он испытывал почти
чувство человека неодетого в обществе.