Неточные совпадения
К экзаменам брат так и
не приступал. Он отпустил усики и бородку, стал носить пенсне, и в нем вдруг проснулись инстинкты щеголя. Вместо прежнего увальня, сидевшего целые дни над
книгами, он представлял теперь что-то вроде щеголеватого дэнди, в плоеных манишках и лакированных сапогах. «Мне нужно бывать в обществе, — говорил он, — это необходимо для моей работы». Он посещал клубы, стал отличным танцором и
имел «светский» успех… Всем давно уже было известно, что он «сотрудник Трубникова», «литератор».
Двоюродный брат был еще недавно веселым мальчиком в кургузом и некрасивом юнкерском мундире. Теперь он артиллерийский офицер, говорит об ученых
книгах и умных людях, которых называет «личностями», и
имеет собственного денщика, с которым собирается установить особые,
не «рутинно — начальственные» отношения.
А через час выбежал оттуда, охваченный новым чувством облегчения, свободы, счастья! Как случилось, что я выдержал и притом выдержал «отлично» по предмету, о котором, в сущности,
не имел понятия, — теперь уже
не помню. Знаю только, что, выдержав, как сумасшедший, забежал домой, к матери, радостно обнял ее и, швырнув ненужные
книги, побежал за город.
Неточные совпадения
То же самое он видел и в социалистических
книгах: или это были прекрасные фантазии, но неприложимые, которыми он увлекался, еще бывши студентом, — или поправки, починки того положения дела, в которое поставлена была Европа и с которым земледельческое дело в России
не имело ничего общего.
Положение Сергея Ивановича было еще тяжелее оттого, что, окончив
книгу, он
не имел более кабинетной работы, занимавшей прежде большую часть его времени.
Она еще
не знает, что в порядочном обществе и в порядочной
книге явная брань
не может
иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем
не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар.
Но
не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой
книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков.
Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого;
имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению
книг, содержанием которых
не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, — он всё читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы
не отказался.