Неточные совпадения
Наш флигель стоял в глубине двора, примыкая с одной стороны
к каменице, с
другой —
к густому саду. За ним был еще флигелек, где жил тоже с незапамятных времен военный доктор Дударев.
Это были два самых ярких рассказа пани Будзиньской, но было еще много
других — о русалках, о ведьмах и о мертвецах, выходивших из могил. Все это больше относилось
к прошлому. Пани Будзиньская признавала, что в последнее время народ стал хитрее и поэтому нечисти меньше. Но все же бывает…
— Сейчас, — ответил я и опять лихорадочно обошел двор. Вот там… Или нет, — вот где, — мелькало у меня в мозгу, и я лихорадочно метался от одного угла
к другому.
Впечатление было такое, как будто огромное собрание, на короткое время занявшееся моим делом, теперь перешло
к обсуждению
других дел, гораздо более важных, таинственных и непонятных…
Поп оказался жадный и хитрый. Он убил и ободрал молодого бычка, надел на себя его шкуру с рогами, причем попадья кое — где зашила его нитками, пошел в полночь
к хате мужика и постучал рогом в оконце. Мужик выглянул и обомлел. На
другую ночь случилось то же, только на этот раз чорт высказал категорическое требование: «Вiдай мoï грошi»…
Просто, реально и тепло автор рассказывал, как Фомка из Сандомира пробивал себе трудную дорогу в жизни, как он нанялся в услужение
к учителю в монастырской школе, как потом получил позволение учиться с
другими учениками, продолжая чистить сапоги и убирать комнату учителя, как сначала над ним смеялись гордые паничи и как он шаг за шагом обгонял их и первым кончил школу.
Я не знал ни того, ни
другого языка, и как только заговорил по — польски, — на моей шее очутилась веревочка с привешенной
к ней изрядной толщины дубовой линейкой.
К завтраку, когда все воспитанники уселись за пять или шесть столов, причем за средним сидел сам Рыхлинский, а за
другими — его жена, дочь и воспитатели, Рыхлинский спросил по — французски...
Под конец моего пребывания в пансионе добродушный француз как-то исчез с нашего горизонта. Говорили, что он уезжал куда-то держать экзамен. Я был в третьем классе гимназии, когда однажды, в начале учебного года, в узком коридоре я наткнулся вдруг на фигуру, изумительно похожую на Гюгенета, только уже в синем учительском мундире. Я шел с
другим мальчиком, поступившим в гимназию тоже от Рыхлинского, и оба мы радостно кинулись
к старому знакомому.
И вдруг сзади меня, немного вправо, раздался резкий, пронзительный свист, от которого я инстинктивно присел
к земле. Впереди и влево раздался ответный свист, и я сразу сообразил, что это два человека идут навстречу
друг другу приблизительно
к тому месту, где должен был проходить и я. В темноте уже как будто мелькала неясная фигура и слышались тяжелые шаги. Я быстро наклонился
к земле и заполз в овражек…
В
другом действии два брата Зборовские, предводители казаков, воевавшие во славу короля и Польши в татарских степях, оскорбленные каким-то недостойным действием бесхарактерного Сигизмунда, произносят перед его троном пылкие речи, а в заключение каждый из них снимает кривую саблю, прощается с нею и гордо кидает ее
к ногам короля…
Они прошли и исчезли за западной заставой, по направлению
к Польше, где, как говорили, «уже лилась кровь», а в город вступали
другие отряды…
Восстание нигде не удавалось, Наполеон не приходил, мужики даже в Польше неохотно приставали
к «рухавке», а в
других местах жестоко расправлялись с восставшими панами.
Не знаю, стояла ли подпись отца в числе
других под приговором, или нет, но никто не питал
к нему по этому поводу никакой горечи.
На следующий год Крыжановский исчез. Одни говорили, что видели его, оборванного и пьяного, где-то на ярмарке в Тульчине.
Другие склонны были верить легенде о каком-то якобы полученном им наследстве, призвавшем его
к новой жизни.
Из того, что я так запомнил именно этот «карточный вечер» среди многих
других, я заключаю, что я вышел тогда из накуренной комнаты с чем-то новым, смутным, но способным
к росту…
Двое
других тотчас же кинулись
к плите и в свою очередь принялись что-то скоблить на камне.
К концу этой сцены с угрюмыми и сконфуженными лицами проходили мимо
другие учителя. Ученикам было совестно смотреть на них, но, кажется, и учителям было совестно смотреть на учеников.
Так он вошел в дом, где остановился генерал — губернатор. Минуты через три он вышел оттуда в сопровождении помощника исправника, который почтительно забегал перед ним сбоку, держа в руке свою фуражку, и оба пошли
к каталажке. Помощник исправника открыл дверь, и директор вошел
к ученику. Вслед за тем прибежал гимназический врач в сопровождении Дитяткевича, и
другой надзиратель провел заплаканную и испуганную сестру Савицкого…
Было что-то ободряющее и торжественное в этом занятии полицейского двора людьми в мундирах министерства просвещения, и даже колченогий Дидонус, суетливо вбегавший и выбегавший из полиции, казался в это время своим, близким и хорошим. А когда
другой надзиратель, большой рыжий Бутович, человек очень добродушный, но всегда несколько «в подпитии», вышел
к воротам и сказал...
Мне показалось, что в этом вздохе, вместе с почтением
к настоящим панам, слышалась укоризна по адресу каких-то
других, «не настоящих»…
Игнатович сам приохотил нас
к другому обращению…
Игнатович изредка приглашал того или
другого ученика
к себе.
На гуляньях в ясные дни, когда «весь город» выходил на шоссе, чинно прогуливаясь «за шлагбаумом», Авдиев переходил от одной группы
к другой, и всюду его встречали приветливо, как общего фаворита.
Одна из них, самая большая, пока я думал, передвинулась с одной стороны прорехи
к другой, точно проплыла по синему пруду.
Возникал тяжелый вопрос: в священнике для нас уже не было святыни, и обратить вынужденную исповедь в простую формальность вроде ответа на уроке не казалось трудным. Но как же быть с причастием?
К этому обряду мы относились хотя и не без сомнений, но с уважением, и нам было больно осквернить его ложью. Между тем не подойти с
другими — значило обратить внимание инспектора и надзирателей. Мы решили, однако, пойти на серьезный риск. Это была своеобразная дань недавней святыне…
Другие классы и учителя разошлись раньше, и в коридорах было почти пусто, когда наш класс тоже шумно двинулся
к выходу…
Спать под деревом мне совсем не хотелось. Я опять ринулся, как сумасшедший, с холма и понесся
к гимназии, откуда один за
другим выходили отэкзаменовавшиеся товарищи. По «закону божию», да еще на последнем экзамене, «резать» было не принято. Выдерживали все, и городишко, казалось, был заполнен нашей опьяняющей радостью. Свобода! Свобода!
Я вскочил и подбежал
к окну. По стеклам струились дождевые капли, мелкий дождь с туманом заволакивал пустырь, дальние дома едва виднелись неопределенной полосой, и весь свет казался затянутым этой густой слякотной мглою, в которую погрузился мой взрослый
друг… Навсегда!
Мой
друг исчез за этой мутью и мглой, а мне предстояло собрать книги и идти через пустырь с печально белевшими пятнами снега в пансион
к строгому немцу с невыученным уроком.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было
к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у
другого.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на
другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут
к дурному смотрению или
к неискусству врача.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
X л е с т а
к о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь
другое дело.
Городничий. Зачем! Так уж, видно, судьба! (Вздохнув.)До сих пор, благодарение богу, подбирались
к другим городам; теперь пришла очередь
к нашему.