Неточные совпадения
Моя мать умерла, когда мне
было шесть лет.
Отец, весь отдавшись своему горю, как будто совсем забыл о моем существовании. Порой он ласкал мою маленькую сестру и по-своему заботился о ней, потому что в ней
были черты матери. Я же рос, как дикое деревцо в поле, — никто не окружал меня особенною заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.
Мы не имели причин не верить этим ужасным признаниям; нас только удивляло то обстоятельство, что у Лавровского
было, по-видимому, несколько
отцов, так как одному он пронзал мечом сердце, другого изводил медленным ядом, третьего топил в какой-то пучине.
Последствия эти
были двоякого рода: или немедленно же из парадной двери выбегала толстая и румяная Матрена с милостивым подарком от
отца и благодетеля, или же дверь оставалась закрытою, в окне кабинета мелькала сердитая старческая физиономия, обрамленная черными, как смоль, волосами, а Матрена тихонько задами прокрадывалась на съезжую.
Помирились на том, что пан Тыбурций
был некогда дворовым мальчишкой какого-то графа, который послал его вместе со своим сыном в школу отцов-иезуитов, собственно на предмет чистки сапогов молодого панича.
Мне ничего не
было нужно. Я быстро отвернулся, стыдясь своего порыва, боясь, чтоб
отец не прочел его в моем смущенном лице. Убежав в чащу сада, я упал лицом в траву и горько заплакал от досады и боли.
— Ну так что же? — изумился я чистосердечно. — Ведь ты
будешь играть со мной, а не с
отцом.
— Должно
быть,
отец, — ответил он задумчиво, как будто этот вопрос не приходил ему в голову.
Все это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал мне моего
отца с такой стороны, с какой мне никогда не приходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели в моем сердце струну сыновней гордости; мне
было приятно слушать похвалы моему
отцу, да еще от имени Тыбурция, который «все знает»; но вместе с тем дрогнула в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким сознанием: никогда этот человек не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих детей.
— Одно другому не мешает, и Вася тоже может
быть судьей, — не теперь, так после… Это уж, брат, так ведется исстари. Вот видишь ли: я — Тыбурций, а он — Валек. Я нищий, и он — нищий. Я, если уж говорить откровенно, краду, и он
будет красть. А твой
отец меня судит, — ну, и ты когда-нибудь
будешь судить… вот его!
Я всегда боялся
отца, а теперь тем более. Теперь я носил в себе целый мир смутных вопросов и ощущений. Мог ли он понять меня? Мог ли я в чем-либо признаться ему, не изменяя своим друзьям? Я дрожал при мысли, что он узнает когда-либо о моем знакомстве с «дурным обществом», но изменить этому обществу, изменить Валеку и Марусе я
был не в состоянии. К тому же здесь
было тоже нечто вроде «принципа»: если б я изменил им, нарушив данное слово, то не мог бы при встрече поднять на них глаз от стыда.
Старик как-то заморгал и, держа шапку в руках, опять забежал вперед и загородил
отцу дорогу. Глаза
отца сверкнули гневом. Януш говорил тихо, и слов его мне не
было слышно, зато отрывочные фразы
отца доносились ясно, падая точно удары хлыста.
— Твой
отец, малый, самый лучший из всех судей, начиная от царя Соломона… Однако знаешь ли ты, что такое curriculum vitae [Краткое жизнеописание. (Ред.)]? He знаешь, конечно. Ну а формулярный список знаешь? Ну, вот видишь ли: curriculum vitae — это
есть формулярный список человека, не служившего в уездном суде… И если только старый сыч кое-что пронюхал и сможет доставить твоему
отцу мой список, то… ах, клянусь богородицей, не желал бы я попасть к судье в лапы…
У него
есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдет оттуда и скажет твоему
отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как там его зовут?» — с этого момента судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его рук…
Отец ничего еще не знал, но к нему опять приходил Януш и
был прогнан на этот раз с еще большим гневом; однако в тот же день
отец остановил меня на пути к садовой калитке и велел остаться дома.
Отец спросил у меня, куда я ходил, и, выслушав внимательно обычный ответ, ограничился тем, что повторил мне приказ ни под каким видом не отлучаться из дому без его позволения. Приказ
был категоричен и очень решителен; ослушаться его я не посмел, но не решался также и обратиться к
отцу за позволением.
Прошло четыре томительных дня. Я грустно ходил по саду и с тоской смотрел по направлению к горе, ожидая, кроме того, грозы, которая собиралась над моей головой. Что
будет, я не знал, но на сердце у меня
было тяжело. Меня в жизни никто еще не наказывал;
отец не только не трогал меня пальцем, но я от него не слышал никогда ни одного резкого слова. Теперь меня томило тяжелое предчувствие.
«Тыбурций пришел!» — промелькнуло у меня в голове, но этот приход не произвел на меня никакого впечатления. Я весь превратился в ожидание, и, даже чувствуя, как дрогнула рука
отца, лежавшая на моем плече, я не представлял себе, чтобы появление Тыбурция или какое бы то ни
было другое внешнее обстоятельство могло стать между мною и
отцом, могло отклонить то, что я считал неизбежным и чего ждал с приливом задорного ответного гнева.
Отец встретил его мрачным и удивленным взглядом, но Тыбурций выдержал этот взгляд спокойно. Теперь он
был серьезен, не кривлялся, и глаза его глядели как-то особенно грустно.
Я все еще стоял на том же месте, как дверь кабинета отворилась, и оба собеседника вошли. Я опять почувствовал на своей голове чью-то руку и вздрогнул. То
была рука
отца, нежно гладившая мои волосы.
Неточные совпадения
Слесарша (уходя).Не позабудь,
отец наш!
будь милостив!
Чтобы ему, если и тетка
есть, то и тетке всякая пакость, и
отец если жив у него, то чтоб и он, каналья, околел или поперхнулся навеки, мошенник такой!
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все
будет хорошо, лишь бы, то
есть, от нас подальше. Не побрезгай,
отец наш, хлебом и солью: кланяемся тебе сахарцом и кузовком вина.
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него жена три недели назад тому родила, и такой пребойкий мальчик,
будет так же, как и
отец, содержать трактир.
Все (пристают к нему). Нет, вы не только о собаках, вы и о столпотворении… Нет, Аммос Федорови, не оставляйте нас,
будьте отцом нашим!.. Нет, Аммос Федорович!