Неточные совпадения
— Прогневали мы господа бога, Юрий Дмитрич! Не дает нам весны. Да и в пору мы выехали! Я говорил тебе, что будет погода. Вчера мы
проехали верст шестьдесят, так могли б сегодня отдохнуть. Вот уж седьмой день, как мы из Москвы, а скоро ли доедем — бог весть!
Следовательно, читателям нетрудно будет представить себе внутренность постоялого двора, в котором за большим дубовым столом сидело несколько
проезжих.
Вдоль стены на лавке сидели трое
проезжих; один из них, одетый в лисью шубу, говорил с большим жаром, не забывая, однако же, подливать беспрестанно из ендовы в свою дорожную серебряную кружку.
Тут молчаливый
проезжий бросил на земского один из тех взглядов, о которых мы говорили; правая рука его, со сжатым кулаком, невольно отделилась от стола, он сам приподнялся до половины… но прежде чем кто-нибудь из присутствовавших заметил это движение,
проезжий сидел уже, облокотясь на стол, и лицо его выражало по-прежнему совершенное равнодушие.
Тут деревянная чаша, которая стояла на скамье в переднем углу, с громом полетела на пол. Все взоры обратились на молчаливого
проезжего: глаза его сверкали, ужасная бледность покрывала лицо, губы дрожали; казалось, он хотел одним взглядом превратить в прах рыжего земского.
Купец перекрестился, работники его отодвинулись подалее от незнакомца, и все с каким-то ужасом и нетерпением ожидали продолжения разговора; но
проезжий молчал, а купец, казалось, не смел продолжать своих вопросов. В эту минуту послышался на улице конский топот.
Остриженные в кружок темно-русые волосы казались почти черными от противоположности с белизною лица, цветущего юностью и здоровьем; отвага и добродушие блистали в больших голубых глазах его; а улыбка, с которою он повторил свое приветствие, подойдя к столу, выражала такое радушие, что все
проезжие, не исключая рыжего земского, привстав, сказали в один голос: «Милости просим, господин честной, милости просим!» — и даже молчаливый незнакомец отодвинулся к окну и предложил ему занять почетное место под образами.
Сожаление и досада изобразились на лице молчаливого
проезжего. Он смотрел с каким-то грустным участием на Юрия, который, во всей красоте отвагой кипящего юноши, стоял, сложив спокойно руки, и гордым взглядом, казалось, вызывал смельчака, который решился бы ему противоречить. Стрелец, окинув взором все собрание и не замечая ни на одном лице охоты взять открыто его сторону, замолчал. Несколько минут никто не пытался возобновить разговора; наконец земский, с видом величайшего унижения, спросил у Юрия...
— А что, — спросил Кирша у хозяина, — чай,
проезжие гости не все у тебя приели?
— Не хлопочи, тетка, — сказал Алексей, войдя в избу, — в этой кисе есть что перекусить. Вот тебе пирог да жареный гусь, поставь в печь… Послушайте-ка, добрые люди, — продолжал он, обращаясь к
проезжим, — у кого из вас гнедой конь с длинной гривою?
— Теперь растолкуй мне, Кирша, — сказал вполголоса Алексей, — что тебе вздумалось назвать разбойником этого
проезжего?
— Ах ты голова, голова! То ли теперь время, чтоб хватать разбойников? Теперь-то им и житье: все их боятся, а ловить их некому. Погляди, какая честь будет этому
проезжему: хозяин с него и за постой не возьмет.
Молчаливый
проезжий приподнял голову и, взглянув хладнокровно на поляка, опустил ее опять на изголовье. Алексей и Кирша вскочили; последний, протирая глаза, глядел с приметным удивлением на пана, который, сбросив шубу, остался в одном кунтуше, опоясанном богатым кушаком.
Если б нужно было живописцу изобразить воплощенную — не гордость, которая, к несчастию, бывает иногда пороком людей великих, но глупую спесь — неотъемлемую принадлежность душ мелких и ничтожных, — то, списав самый верный портрет с этого
проезжего, он достиг бы совершенно своей цели.
Меж тем как этот
проезжий отдавал казакам какие-то приказания на польском языке, Кирша не переставал на него смотреть.
— Вытолкать? меня?.. Попытайтесь! — отвечал незнакомый, приподымаясь медленно со скамьи. — Ну, что ж вы стали, молодцы? — продолжал он, обращаясь к казакам, которые, не смея тронуться с места, глядели с изумлением на колоссальные формы
проезжего. — Что, ребята, видно — я не по вас?
— И впрямь пора запрягать, — сказал торопливо
проезжий и, не обращая никакого внимания на поляка и казаков, вышел вон из избы.
— Видит бог, ничего!.. Была корчага каши, толокно и горшок щей, да всё
проезжие поели.
Казаки, выходя вон, повстречались с незнакомым
проезжим, который, посмотрев с удивлением на это странное угощение, стал потихоньку расспрашивать хозяина.
— Что, пан, будешь ли вперед непрошеный кушать за чужим столом? — сказал незнакомый
проезжий.
Проехав версты две, они очутились при въезде в темный бор; дорога шла опушкою леса; среди частого кустарника, подобно огромным седым привидениям, угрюмо возвышались вековые сосны и ветвистые ели; на их исполинских вершинах, покрытых инеем, играли первые лучи восходящего солнца, и длинные тени их, устилая всю дорогу, далеко ложились в чистом поле.
Последние слова незнакомого
проезжего отозвались в душе его; тысячи различных мыслей и противоположных желаний волновали его грудь.
— И так же, как они, гнаться за
проезжими, чтоб их ограбить?
При этом грозном имени крестьянин снял шапку, поклонился в пояс
проезжим и молча показал налево.
Проезжая двором, Юрий заметил большие приготовления: слуги бегали взад и вперед; в приспешной пылал яркий огонь; несколько поваров суетилось вокруг убитого быка; все доказывало, что боярин Кручина ожидает к себе гостей.
— Да как же я узнаю: годится ли он для меня или нет? Позволь на нем по улице
проехать.
Ведь дневной разбой; сам боярин обозы останавливает, и если купец,
проезжая чрез его отчину, не зайдет к нему с поклоном, так уж наверное выедет из села в одной рубашке.
Он было хотел втихомолку
проехать мимо села задами, ан и попался в беду!
— Пора бы нам покормить коней, — сказал он. — В Балахне ты не хотел остановиться, боярин, и вот уж мы
проехали верст пятнадцать, а жилья все нет как нет.
— Вижу, боярин: вон и конь привязан к дереву… Ну, так и есть: это стог сена. Верно, какой-нибудь
проезжий захотел покормить даром свою лошадь… Никак, он нас увидел… садится на коня… Кой прах! Что ж он стоит на одном месте? ни взад, ни вперед!.. Он как будто нас дожидается… Полно, добрый ли человек?.. Смотри! он скачет к нам… Берегись, боярин!.. Что это? с нами крестная сила! Не дьявольское ли наваждение?.. Ведь он остался в отчине боярина Шалонского?.. Ах, батюшки светы!. Точно, это Кирша!
Меж тем наши путешественники подъехали к деревне, в которой намерены были остановиться. Крайняя изба показалась им просторнее других, и хотя хозяин объявил, что у него нет ничего продажного, и, казалось, не слишком охотно впустил их на двор, но Юрий решился у него остановиться. Кирша взялся убрать коней, а Алексей отправился искать по другим дворам для лошадей корма, а для своего господина горшка молока, в котором хозяин также отказал
проезжим.
—
Проезжий, батюшка, — отвечал хозяин, — едет из Казани в Нижний.
— Вот, боярин, молоко: кушай на здоровье! — сказал Алексей, войдя в избу. — Ну, деревенька! Словно после пожара — ничего нет! Насилу кой-как нашел два горшочка молока у одной старухи. Хорошо еще, что успел захватить хоть этот; а то какой-то
проезжий хотел оба взять за себя. Хозяин, дай мне хоть хлебца! да нет ли стаканчика браги? одолжи, любезный!
— Как что! — отвечал запорожец. — Да знаешь ли, что она теперь недели две ни спать, ни есть не будет с горя; а сверх того, первый
проезжий, с которого она попросит рубль за горшок молока, непременно ее поколотит… Ну, вот посмотри: не правду ли я говорю?
В самом деле, какой-то
проезжий, с которым старуха повстречалась у ворот избы, сказав с ней несколько слов, принялся таскать ее за волосы, приговаривая: «Вот тебе рубль! вот тебе рубль!..» Потом, бросив ей небольшую медную монету, вошел на двор.
Кирша смотрел с большим примечанием на этого
проезжего: и подлинно, наружность его обратила бы на себя внимание самого нелюбопытного человека.
Привязав опять на прежнее место своего коня, он возвратился в избу, подсел к
проезжему, попотчевал его брагою и спросил, давно ли он из Казани.
— Близко недели, — отвечал
проезжий.
Тут Кирша призадумался, начал почесывать в голове, топал ногою от нетерпения и, дав незнакомому заговорить с Юрием, который стал расспрашивать его о Казани, вдруг вскрикнул: «Омляш!»
Проезжий вздрогнул и быстро повернулся к Кирше.
— Да, да, — продолжал казак, не обращая, по-видимому, никакого внимания на приметный испуг
проезжего, — вспомнил! Омляш… или нет… Бурдаш, что ль?.. как-то этак. Не знавал ли ты, брат, этого купчину?
— Нет, — отвечал отрывисто
проезжий, поглядев пристально на запорожца, который примолвил весьма спокойно...
— Почему мне знать! — отвечал
проезжий грубым голосом. — Если, боярин, — продолжал он, обращаясь к Юрию, — ты хочешь засветло приехать в Нижний, то мешкать нечего: чай, дорога плоха, а до города еще не близко.
Проезжий и Алексей вышли из избы.
Кирша пошел седлать своего коня, и через четверть часа наши путешественники отправились в дорогу. Алексей не отставал от своего господина; а запорожец, держась левой стороны
проезжего, ехал вместе с ним шагах в десяти позади. Несколько уже раз незнакомый посматривал с удивлением на его лошадь.
Тут дорога, которая версты две извивалась полями, повернула налево и пошла лесом. Кирша попевал беззаботно веселые песни, заговаривал с
проезжим, шутил; одним словом, можно было подумать, что он совершенно спокоен и не опасается ничего. Но в то же время малейший шорох возбуждал все его внимание: он приостанавливал под разными предлогами своего коня, бросал зоркий взгляд на обе стороны дороги и, казалось, хотел проникнуть взором в самую глубину леса.
Около двух часов ехали они, не встречая никого и не замечая никаких признаков жилья; наконец вдали, подле самой дороги, стало виднеться что-то похожее на строение; но когда они подъехали ближе, то увидели вместо избы полуразвалившуюся большую часовню. Кирша осадил полегоньку свою лошадь и,
проехав несколько шагов позади незнакомого, вдруг вскрикнул...
Едва
проезжий успел схватить ее с головы, как от
Кирша повернул по ней и, пробираясь с большим трудом сквозь кустарник, пеньки и кучи валежника, медленно подвигался вперед; глубокие рытвины и крутые овраги встречались им почти на каждом шагу, и только изредка на проталинах едва заметные колеи означали
проезжую дорогу.
Проехав с версту по берегу реки, путешественники увидели наконец избу, перед которою стояло человек двадцать рыбаков; все они смотрели с большим вниманием на противоположный берег.
— Нет, господин
проезжий, — отвечал старик, махнув рукою, — не видать мне таких удальцов, какие бывали в старину! Да вот хоть для вашей бы милости в мое время тотчас выискался бы охотник перейти на ту сторону и прислать с перевозу большую лодку; а теперь небойсь — дожидайтесь! Увидите, если не придется вам ночевать на этом берегу. Кто пойдет за лодкою?