Неточные совпадения
— Слава богу! насилу-то и мы будем атаковать. А то, поверишь ли, как надоело! Toujours sur la défensive [Всегда в обороне (франц.)] — тоска, да и только. Ого!.. кажется, приказание уж исполняется?.. Видишь, как подбавляют у нас стрелков?.. Черт возьми! да это батальный огонь, а не перестрелка. Что ж это
французы не усиливают своей цепи?..
Смотри,
смотри!.. их сбили… они бегут… вон уж наши
на той стороне… Ай да молодцы!
— А вот сейчас узнаю: я еду к нему с приказанием, чтоб он понемногу отступал к нашей передовой линии.
Смотри, Александр, налети соколом, чтоб эти
французы не успели опомниться и дали время Зарядьеву убраться подобру-поздорову
на нашу сторону.
Извозчик нехотя погнал лошадей и, беспрестанно оглядываясь назад,
посматривал с удивлением
на русского офицера, который не радовался, а казалось, горевал, видя убитых
французов. Рославлев слабел приметным образом, голова его пылала, дыханье спиралось в груди; все предметы представлялись в каком-то смешанном, беспорядочном виде, и холодный осенний воздух казался ему палящим зноем.
— Нет, Андрей Васьянович! Конечно, сам он от неприятеля не станет прятать русского офицера, да и
на нас не донесет, ведь он не
француз, а немец, и надобно сказать правду — честная душа! А подумаешь, куда тяжко будет, если господь нас не помилует. Ты уйдешь, Андрей Васьянович, а каково-то будет мне
смотреть, как эти злодеи станут владеть Москвою, разорять храмы господни, жечь домы наши…
—
Посмотрите, Зарядьев, — сказал он пехотному офицеру, — ведь нас приняли за
французов; а все ты виноват: твои пленные маршируют, как
на ученье.
— Конечно, — продолжал ученый прохожий, — Наполеон, сей новый Аттила, есть истинно бич небесный, но подождите: non semper erunt Saturnalia — не все коту масленица. Бесспорно, этот Наполеон хитер, да и нашего главнокомандующего не скоро проведешь. Поверьте, недаром он впускает
французов в Москву. Пусть они теперь в ней попируют, а он свое возьмет. Нет, сударь! хоть светлейший
смотрит и не в оба, а ведь он: sidbi in mente — сиречь: себе
на уме!
— Не знаю, возвышает ли это душу, — перервал с улыбкою артиллерийской офицер, — но
на всякой случай я уверен, что это поунизит гордость всемирных победителей и, что всего лучше, заставит русских ненавидеть
французов еще более.
Посмотрите, как народ примется их душить! Они, дескать, злодеи, сожгли матушку Москву! А правда ли это или нет, какое нам до этого дело! Лишь только бы их резали.
— Ну что? — спросил Зарецкой, отпустив несколько парижских фраз, — заметен ли во мне русской, который прикидывается
французом?
Посмотри на эту небрежную посадку,
на этот самодовольный вид — а? что, братец?.. Vive l'empereur et la joie! Chantons! [Да здравствует император и веселье! Споем! (франц.)] — Зарецкой пришпорил свою лошадь и, заставив ее сделать две или три лансады [два или три скачка.], запел...
Надобно было все это видеть и привыкнуть
смотреть на это, чтоб постигнуть наконец, с каким отвращением слушает похвалы доброму сердцу и чувствительности императора
французов тот, кто был свидетелем сих ужасных бедствий и знает адское восклицание Наполеона: »Солдаты?.. и, полноте! поговоримте-ка лучше о лошадях!» [Так отвечал Наполеон одному из генералов, который стал ему докладывать о бедственном положении его солдат.
— Конечно, Буркин прав, — перервал старик, — да и
на что нам иноземных архитекторов?
Посмотрите на мой дом! Что, дурно, что ль, выстроен? А строил-то его не
француз, не немец, а просто я, русской дворянин — Николай Степанович Ижорской. Покойница сестра, вот ее матушка — не тем будь помянута, — бредила
французами. Ну что ж? И отдала строить свой московской дом какому-то приезжему мусью, а он как понаделал ей во всем доме каминов, так она в первую зиму чуть-чуть, бедняжка, совсем не замерзла.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что-нибудь редкое, уж не
смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
Неточные совпадения
Француз спал или притворялся, что спит, прислонив голову к спинке кресла, и потною рукой, лежавшею
на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович встал, хотел осторожно, но, зацепив за стол, подошел и положил свою руку в руку
Француза. Степан Аркадьич встал тоже и, широко отворяя глава, желая разбудить себя, если он спит,
смотрел то
на того, то
на другого. Всё это было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него в голове становится всё более и более нехорошо.
— Некогда; вот в прошлом месяце попались мне два немецких тома — Фукидид и Тацит. Немцы и того и другого чуть наизнанку не выворотили. Знаешь, и у меня терпения не хватило уследить за мелочью. Я зарылся, — а ей, говорит она, «тошно
смотреть на меня»! Вот хоть бы ты зашел. Спасибо, еще
француз Шарль не забывает… Болтун веселый — ей и не скучно!
После обедни мы отправились в цирк
смотреть петуший бой. Нам взялся показать его
француз Рl., живший в трактире, очень любезный и обязательный человек. Мы заехали за ним в отель. Цирков много. Мы отправились сначала в предместье Бинондо, но там не было никого, не знаю почему; мы — в другой, в предместье Тондо. С полчаса колесили мы по городу и наконец приехали в предместье. Оно все застроено избушками
на курьих ножках и заселено тагалами.
«Я слышал, что здесь есть бои быков, — спросил я
француза, — нельзя ли
посмотреть?» — «Не стоит, — отвечал он, — это пародия
на испанские бои.
Отель был единственное сборное место в Маниле для путешественников, купцов, шкиперов. Беспрестанно по комнатам проходят испанцы, американцы, французские офицеры, об одном эполете, и наши.
Французы, по обыкновению, кланяются всем и каждому; англичане, по такому же обыкновению, стараются ни
на кого не
смотреть; наши делают и то и другое,
смотря по надобности, и в этом случае они лучше всех.