Неточные совпадения
Кто опишет с должным беспристрастием эту ужасную борьбу России с колоссом, который желал весь мир иметь своим подножием, которому душно было в целой Европе? Мы слишком близки к происшествиям, а
на все великое и необычайное должно
смотреть издалека. Увлекаясь современной славой Наполеона, мы едва обращаем взоры
на самих себя. Нет, для
русских 1812-го года и для Наполеона — потомство еще не наступило!
Русской крестьянин, надев солдатскую суму, встречает беззаботно смерть
на неприятельской батарее или, не будучи солдатом, из одного удальства пробежит по льду, который гнется под его ногами; но добровольно никак не решится пройти ночью мимо кладбищной церкви; а посему весьма натурально, что ямщик, оставшись один подле молчаливого барина, с приметным беспокойством
посматривал на кладбище, которое расположено было шагах в пятидесяти от большой дороги.
Извозчик нехотя погнал лошадей и, беспрестанно оглядываясь назад,
посматривал с удивлением
на русского офицера, который не радовался, а казалось, горевал, видя убитых французов. Рославлев слабел приметным образом, голова его пылала, дыханье спиралось в груди; все предметы представлялись в каком-то смешанном, беспорядочном виде, и холодный осенний воздух казался ему палящим зноем.
— А вот изволишь видеть: вчерась я шел от свата Савельича так около сумерек; глядь — у самых Серпуховских ворот стоит тройка почтовых,
на телеге лежит раненый
русской офицер, и слуга около него что-то больно суетится.
Смотрю, лицо у слуги как будто бы знакомое; я подошел, и лишь только взглянул
на офицера, так сердце у меня и замерло! Сердечный! в горячке, без памяти, и кто ж?.. Помнишь, Андрей Васьянович, месяца три тому назад мы догнали в селе Завидове проезжего офицера?
— Нет, Андрей Васьянович! Конечно, сам он от неприятеля не станет прятать
русского офицера, да и
на нас не донесет, ведь он не француз, а немец, и надобно сказать правду — честная душа! А подумаешь, куда тяжко будет, если господь нас не помилует. Ты уйдешь, Андрей Васьянович, а каково-то будет мне
смотреть, как эти злодеи станут владеть Москвою, разорять храмы господни, жечь домы наши…
Нет! они гордятся сими драгоценными развалинами; они глядят
на них с тем же почтением, с тою же любовию, с какою добрые дети
смотрят на заросший травою могильный памятник своих родителей; а мы…» Тут господин антикварий, вероятно бы, замолчал, не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет
русской старины и,
посматривая на какой-нибудь прелестный домик с цельными стеклами, построенный
на самом том месте, где некогда стояли неуклюжие терема и толстые стены с зубцами, заговорили бы в один голос: «Как это мило!..
— Не знаю, возвышает ли это душу, — перервал с улыбкою артиллерийской офицер, — но
на всякой случай я уверен, что это поунизит гордость всемирных победителей и, что всего лучше, заставит
русских ненавидеть французов еще более.
Посмотрите, как народ примется их душить! Они, дескать, злодеи, сожгли матушку Москву! А правда ли это или нет, какое нам до этого дело! Лишь только бы их резали.
Они с ужасом
смотрели на пламенный океан, который, быстро разливаясь кругом всего Кремля, казалось, спешил поглотить сию священную и древнюю обитель царей
русских.
— Как, сударь! — сказал старик, который, в продолжение этого разговора,
смотрел с удивлением
на Зарецкого. — Вы
русской офицер?.. Вы надеетесь вывести Владимира Сергеевича из Москвы?
— Ну что? — спросил Зарецкой, отпустив несколько парижских фраз, — заметен ли во мне
русской, который прикидывается французом?
Посмотри на эту небрежную посадку,
на этот самодовольный вид — а? что, братец?.. Vive l'empereur et la joie! Chantons! [Да здравствует император и веселье! Споем! (франц.)] — Зарецкой пришпорил свою лошадь и, заставив ее сделать две или три лансады [два или три скачка.], запел...
Миновав биваки передовой линии, они подошли к нашей цепи. Впереди ее,
на одном открытом и несколько возвышенном месте, стоял окруженный офицерами
русской генерал небольшого роста, в звездах и в треугольной шляпе с высоким султаном. Казалось, он
смотрел с большим вниманием
на одного молодцеватого французского кавалериста, который, отделись от неприятельской цепи, ехал прямо
на нашу сторону впереди нескольких всадников, составляющих, по-видимому, его свиту.
— Как! Вот этого чудака, который ходил со мною
на Бишефсберг для того только, чтоб
посмотреть, как
русские действуют против наших батарей?
Шамбюр, у которого голова также немножко наизнанку, без памяти от этого оригинала и старался всячески завербовать его в свою адскую роту; но господин купец отвечал ему преважно: что он мирный гражданин, что это не его дело, что у него в отечестве жена и дети; принялся нам изъяснять, в чем состоят обязанности отца семейства, как он должен беречь себя, дорожить своею жизнию, и кончил тем, что пошел опять
на батарею
смотреть, как летают
русские бомбы.
— Третьего дня, — продолжал спокойно Шамбюр, — досталось и ему от
русских:
на него упала бомба; впрочем, бед немного наделала — я сам ходил
смотреть. Во всем доме никто не ранен, и только убило одну больную женщину, которая и без того должна была скоро умереть.
— Конечно, Буркин прав, — перервал старик, — да и
на что нам иноземных архитекторов?
Посмотрите на мой дом! Что, дурно, что ль, выстроен? А строил-то его не француз, не немец, а просто я,
русской дворянин — Николай Степанович Ижорской. Покойница сестра, вот ее матушка — не тем будь помянута, — бредила французами. Ну что ж? И отдала строить свой московской дом какому-то приезжему мусью, а он как понаделал ей во всем доме каминов, так она в первую зиму чуть-чуть, бедняжка, совсем не замерзла.
Неточные совпадения
Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский доктор, живший наверху, с завистью
смотрел в окно
на эту веселую
русскую компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном.
В чем состояла особенность его учения, Левин не понял, потому что и не трудился понимать: он видел, что Метров, так же как и другие, несмотря
на свою статью, в которой он опровергал учение экономистов,
смотрел всё-таки
на положение
русского рабочего только с точки зрения капитала, заработной платы и ренты.
«Вот,
посмотри, — говорил он обыкновенно, поглаживая его рукою, — какой у меня подбородок: совсем круглый!» Но теперь он не взглянул ни
на подбородок, ни
на лицо, а прямо, так, как был, надел сафьяновые сапоги с резными выкладками всяких цветов, какими бойко торгует город Торжок благодаря халатным побужденьям
русской натуры, и, по-шотландски, в одной короткой рубашке, позабыв свою степенность и приличные средние лета, произвел по комнате два прыжка, пришлепнув себя весьма ловко пяткой ноги.
На комоде лежала какая-то книга. Он каждый раз, проходя взад и вперед, замечал ее; теперь же взял и
посмотрел. Это был Новый завет в
русском переводе. Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете.
Борис. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь без привычки-то! Все
на меня как-то дико
смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше
русское, родное, а все-таки не привыкну никак.