Неточные совпадения
Студенты засмеялись, и почти
в то же
время одна из служанок, внеся.
в залу огромную миску с супом, объявила, что кушанье готово.
Одни исполненные томности черные глаза ее напоминали еще об этом давно прошедшем
времени и дозволяли иногда молодым поэтам
в миленьких французских стишках, по большой части выкраденных из конфектной лавки Молинари, сравнивать ее по уму с
одною из муз, а по красоте — со всеми тремя грациями.
— И, сударь! Придет беда, так все заговорят
одним голосом, и дворяне и простой народ! То ли еще бывало
в старину: и триста лет татары владели землею русскою, а разве мы стали от этого сами татарами? Ведь все, а чем нас упрекает Сила Андреевич Богатырев, прививное, батюшка; а корень-то все русской. Дремлем до поры до
времени; а как очнемся да стрехнем с себя чужую пыль, так нас и не узнаешь!
— Друг мой! — сказала Полина, прижав к своему сердцу руку Рославлева, — не откажи мне
в этом! Я не сомневаюсь, не могу сомневаться, что буду счастлива; но дай мне увериться, что и я могу составить твое счастие; дай мне
время привязаться к тебе всей моей душою, привыкнуть мыслить об
одном тебе, жить для
одного тебя, и если можно, — прибавила она так тихо, что Рославлев не мог расслышать слов ее, — если можно забыть все, все прошедшее!
Пользуясь правом жениха, Рославлев сидел за столом подле своей невесты; он мог говорить с нею свободно, не опасаясь нескромного любопытства соседей, потому что с
одной стороны подле них сидел Сурской, а с другой Оленька.
В то
время как все, или почти все, заняты были едою, этим важным и едва ли ни главнейшим делом большей части деревенских помещиков, Рославлев спросил Полину: согласна ли она с мнением своей матери, что он не должен ни
в каком случае вступать снова
в военную службу?
Но что я говорю? если
одна только рота французских солдат выйдет из России, то и тогда французы станут говорить и печатать, что эта горсть бесстрашных, этот священный легион не бежал, а спокойно отступил на зимние квартиры и что во
время бессмертной своей ретирады [отступления (франц.)] беспрестанно бил большую русскую армию; и нет сомнения, что
в этом хвастовстве им помогут русские, которые станут повторять вслед за ними, что климат, недостаток, стечение различных обстоятельств,
одним словом, все, выключая русских штыков, заставило отступить французскую армию.
Мы думаем, что только
одно рабское подражание может нас сблизить с просвещенными народами, и если
в это
время между нас родится гений, то не мы, а разве иностранцы отдадут ему справедливость; это эпоха полупросвещения.
Не малочисленный враг был
в сердце России, не граждане
одного города поклялись умереть за свободу своей родины, — нет! первый полководец нашего
времени, влеча за собой силы почти всей Европы, шел, по собственным словам его, раздавить Россию.
В неприятельском авангарде было все тихо; но там, где бесчисленные огни сливались
в одну необозримую пламенную полосу, гремела музыка и от
времени до
времени раздавались веселые крики пирующего неприятеля.
— Ого, господин дуелист! вы трусите? Постойте, я вас отучу храбриться некстати. Куда, сударь, куда? — продолжал Рославлев, схватив за повод лошадь Блесткина. — Я не отпущу вас, пока не заставлю согласиться со мною, что
одни ничтожные фанфароны говорят о дуелях
в военное
время.
В самом деле, Зарецкой, атакованный двумя эскадронами латников, после жаркой схватки скомандовал уже: «По три налево кругом — заезжай!», — как дивизион русских улан подоспел к нему на помощь.
В несколько минут неприятельская кавалерия была опрокинута; но
в то же самое
время Рославлев увидел, что
один русской офицер, убитый или раненый, упал с лошади.
—
В этом еще немного худого, Зарядьев, — перервал Зарецкой. — Можно,
в одно и то же
время, любить французской язык и не быть изменником; а конечно, для этого молодца лучше бы было, если б он не учился по-французски. Однако ж прощай! Мне еще до заставы версты четыре надобно ехать.
Все это происходило
в конце сентября месяца, и около того же самого
времени отряд под командою знакомого нам артиллерийского офицера, переходя беспрестанно с
одного места на другое, остановился ночевать недалеко от большой Калужской дороги.
Но
в то же
время целые пуки воткнутых
в землю дротиков и казаки, стоящие на часах по опушке леса, доказывали, что на этой поляне расположены были биваки
одного из летучих русских отрядов.
Вместо улиц тянулись бесконечные ряды труб и печей, посреди которых от
времени до
времени возвышались полуразрушенные кирпичные дома; на каждом шагу встречались с ним толпы оборванных солдат:
одни, запачканные сажею, черные как негры, копались
в развалинах домов; другие, опьянев от русского вина, кричали охриплым голосом: «Viva 1'еmpereur!» [Да здравствует император! (франц.)] — шумели и пели песни на разных европейских языках.
В одну минуту латники были смяты, пехота опрокинута, и
в то же
время русское «ура!» загремело
в тылу французов; человек триста крестьян из соседних деревень и семинарист с своим отрядом ударили
в расстроенного неприятеля.
Я поспешил бросить им мои крендели;
в одну секунду их разорвали на тысячу кусков, и
в то
время, как вся толпа, давя друг друга, торопилась хватать их на лету,
одна молодая женщина успела взобраться на вал…
— Прошлого года, после сражения под Борисовым,
в одном жарком авантпостном деле мне прострелили правую руку, и я должен был
в то
время, как наши армии быстро подвигались вперед, прожить полтора месяца
в грязном и разоренном жидовском местечке.
В то
время как мы еще не храбровали, как теперь, Данцигский гарнизон был вдвое сильнее всего нашего блокадного корпуса, который вдобавок был растянут на большом пространстве и, следовательно, при каждой вылазке французов должен был сражаться с неприятелем,
в несколько раз его сильнейшим; положение полка, а
в особенности роты, к которой я был прикомандирован, было весьма незавидно: мы жили вместе с миллионами лягушек, посреди лабиринта бесчисленных канав, обсаженных единообразными ивами; вся рота помещалась
в крестьянской избе, на небольшом острове, окруженном с
одной стороны разливом, с другой — почти непроходимой грязью.
Неточные совпадения
Стародум.
В одном. Отец мой непрестанно мне твердил
одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое
время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
"Была
в то
время, — так начинает он свое повествование, —
в одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников
в присутствии врага рода человеческого.
Они тем легче могли успеть
в своем намерении, что
в это
время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они
в один день сбросили с раската и утопили
в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Тут только понял Грустилов,
в чем дело, но так как душа его закоснела
в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть
в нее. Он даже заподозрил
в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во
время отпадения глуповцев
в идолопоклонстве
одна осталась верною истинному богу.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло
одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое
время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и
в то же
время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.