Ведь я потому-то и затопал и закричал диким голосом на несчастного ребенка, что «дескать, не только вот не
чувствую жалости, но если и бесчеловечную подлость сделаю, то теперь могу, потому что через два часа всё угаснет».
Он молчал и в ужасе слушал ее слезы, не смея мешать им. Он не
чувствовал жалости ни к ней, ни к себе; он был сам жалок. Она опустилась в кресло и, прижав голову к платку, оперлась на стол и плакала горько. Слезы текли не как мгновенно вырвавшаяся жаркая струя, от внезапной и временной боли, как тогда в парке, а изливались безотрадно, холодными потоками, как осенний дождь, беспощадно поливающий нивы.
Это было поручено тетушке Татьяне Степановне, которая все-таки была подобрее других и не могла не
чувствовать жалости к слезам больной матери, впервые расстающейся с маленькими детьми.
Взглянув на тощую фигуру молодого человека, прежде цветущего румянцем здоровья, она
почувствовала жалость и многое сказала не так резко, не так строго, как хотела.
Я все-таки не
чувствовал жалости. Когда я старался представить себе живого Урманова, то восстановлял его образ из того, что видел у рельсов. Живое оно теперь было для меня так же противно… Ну да… Допустим, что кто-то опять починил машину, шестерни ходят в порядке. Что из этого?
Неточные совпадения
И, странное дело, он
чувствовал себя совершенно холодным и не испытывал ни горя, ни потери, ни еще меньше
жалости к брату.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и
жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг
почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал.
Вронский не слушал его. Он быстрыми шагами пошел вниз: он
чувствовал, что ему надо что-то сделать, но не знал что. Досада на нее за то, что она ставила себя и его в такое фальшивое положение, вместе с
жалостью к ней за ее страдания, волновали его. Он сошел вниз в партер и направился прямо к бенуару Анны. У бенуара стоял Стремов и разговаривал с нею:
Он бы должен пожалеть меня», говорила она,
чувствуя, как слезы
жалости о себе выступают ей на глаза.
Левин посмотрел еще раз на портрет и на ее фигуру, как она, взяв руку брата, проходила с ним в высокие двери, и
почувствовал к ней нежность и
жалость, удивившие его самого.