Неточные совпадения
Среди кладбища каменная церковь,
с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил
с отцом и
с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно и которую он никогда не видал.
Он посмотрел: пожилая купчиха, в головке [Головка — женская головная повязка.] и козловых башмаках, и
с нею девушка, в шляпке и
с зеленым зонтиком, вероятно дочь.
— Я люблю, — продолжал Раскольников, но
с таким видом, как будто вовсе не об уличном пении говорил, — я люблю, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица; или, еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без ветру, знаете? а сквозь него фонари
с газом блистают…
Сижу сегодня после дряннейшего обеда из кухмистерской,
с тяжелым желудком — сижу, курю — вдруг опять Марфа Петровна, входит вся разодетая, в новом шелковом
зеленом платье
с длиннейшим хвостом: «Здравствуйте, Аркадий Иванович!
И, накинув на голову тот самый
зеленый драдедамовый платок, о котором упоминал в своем рассказе покойный Мармеладов, Катерина Ивановна протеснилась сквозь беспорядочную и пьяную толпу жильцов, все еще толпившихся в комнате, и
с воплем и со слезами выбежала на улицу —
с неопределенною целью где-то сейчас, немедленно и во что бы то ни стало найти справедливость.
Он особенно заметил в банках
с водой, на окнах, букеты белых и нежных нарцизов, склоняющихся на своих ярко-зеленых, тучных и длинных стеблях
с сильным ароматным запахом.
Он перекрестился несколько раз. Соня схватила свой платок и накинула его на голову. Это был
зеленый драдедамовый платок, вероятно тот самый, про который упоминал тогда Мармеладов, «фамильный». У Раскольникова мелькнула об этом мысль, но он не спросил. Действительно, он уже сам стал чувствовать, что ужасно рассеян и как-то безобразно встревожен. Он испугался этого. Его вдруг поразило и то, что Соня хочет уйти вместе
с ним.
Но он все-таки шел. Он вдруг почувствовал окончательно, что нечего себе задавать вопросы. Выйдя на улицу, он вспомнил, что не простился
с Соней, что она осталась среди комнаты, в своем
зеленом платке, не смея шевельнуться от его окрика, и приостановился на миг. В то же мгновение вдруг одна мысль ярко озарила его, — точно ждала, чтобы поразить его окончательно.
Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще
с третьего года, и о свидании
с которым бродяга мечтает как о свидании
с любовницей, видит его во сне,
зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте?
Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села
с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и
зеленый платок. Лицо ее еще носило признаки болезни, похудело, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку.
Неточные совпадения
Над ним
с зеленым зонтиком // Стоял дворовый преданный, // Другой рукой отмахивал // Слепней и комаров.
Уж сумма вся исполнилась, // А щедрота народная // Росла: — Бери, Ермил Ильич, // Отдашь, не пропадет! — // Ермил народу кланялся // На все четыре стороны, // В палату шел со шляпою, // Зажавши в ней казну. // Сдивилися подьячие, //
Позеленел Алтынников, // Как он сполна всю тысячу // Им выложил на стол!.. // Не волчий зуб, так лисий хвост, — // Пошли юлить подьячие, //
С покупкой поздравлять! // Да не таков Ермил Ильич, // Не молвил слова лишнего. // Копейки не дал им!
Остановившись и взглянув на колебавшиеся от ветра вершины осины
с обмытыми, ярко блистающими на холодном солнце листьями, она поняла, что они не простят, что всё и все к ней теперь будут безжалостны, как это небо, как эта
зелень.
Яркое солнце, веселый блеск
зелени, звуки музыки были для нее естественною рамкой всех этих знакомых лиц и перемен к ухудшению или улучшению, за которыми она следила; но для князя свет и блеск июньского утра и звуки оркестра, игравшего модный веселый вальс, и особенно вид здоровенных служанок казались чем-то неприличным и уродливым в соединении
с этими собравшимися со всех концов Европы, уныло двигавшимися мертвецами.
С такими мечтами, осторожно поворачивая лошадь межами, чтобы не топтать свои
зеленя, он подъехал к работникам, рассевавшим клевер.